Скотт Бэккер - Падение Святого города

«Когда Келлхуса освободили, даже самые убежденные ортодоксы пали пред ним на колени — а кто бы не пал? После поединка скюльвенда с Кутием Сарцеллом — первым рыцарем-командором, оказавшимся шпионом-оборотнем! Подумай, Наутцера! Победа скюльвенда доказала, что эти демоны — демоны! — искали смерти Воина-Пророка. Все именно так, как говорил Айенсис: человек всегда принимает продажность за доказательство невинности».

Пауза. Негативно настроенная часть его души вспомнила, что Наутцера никогда не читал Айенсиса.

«Да-да»,— с нетерпением беззвучно сказал старый колдун.

«Воин-Пророк заразил их, как лихорадка. Священное воинство сплотилось, как никогда прежде. Все Великие Имена, за исключением Конфаса, склонились пред Анасуримбором, целуя его колено. Готиан плакал и обнажал грудь перед его мечом. А затем они пошли в бой. Какое это было зрелище, Наутцера! Великое и ужасное, как наши сны. Голодные. Больные. Шатаясь, они вышли из врат — мертвецы вступили в войну...»

Видения погибших снова промелькнули в темноте. Тощие мечники в хауберках. Рыцари на ребристых хребтах коней. В небе грубый штандарт со знаком Кругораспятия.

«Что случилось?»

«Невозможное. Они победили. Их нельзя было остановить! Я до сих пор глазам не верю...»

«А падираджа? — спросил Наутцера — Каскамандри?Чтос ним

случилось?»

«Его сразил собственной рукой Воин-Пророк. Прямо сейчас Священное воинство готовится выступить на Шайме и кишау-

рим. И не осталось никого, способного преградить им путь, Наутцера. Они не могут не победить».

«Но почему? — вопрошал старый колдун.— Если Анасуримбор Келлхус знает о существовании Консульта, если он тоже верит, что Второй Армагеддон близится, зачем он продолжает эту глупую войну? А вдруг он просто обманывает тебя? Тебе это не приходило в голову?»

«Он может их видеть. Даже сейчас он продолжает Очищение. Нет... я ему верю».

После смерти Сарцелла более десятка знатных и влиятельных воинов исчезли, оставив своих подчиненных в недоумении, и даже самые ярые ортодоксы потянулись к Воину-Пророку. После гибели падираджи шпионов искали и в Карасканде, и во всем Священном воинстве. Насколько было известно Ахкеймиону, только двоих тварей обнаружили и... изгнали.

«Это... это невероятно, Акка! Все Три Моря поверят ему!»

«Или сгорят».

Сознание того, какой ужас вскоре будут вызывать посланцы Завета, доставляло мрачное удовлетворение. Столетиями над ними смеялись. Столетиями они терпели презрение и даже оскорбления, которыми джнан награждал отверженных. Но теперь... Месть — сильный наркотик. И он побежит по венам адептов Завета.

«Да! — воскликнул Наутцера,— Именно потому мы не должны забывать о важном. Уничтожить Консульт нелегко. Он попытается убить Анасуримбора, несомненно».

«Несомненно»,— согласился Ахкеймион, хотя по какой-то причине мысль об убийстве в голову ему не приходила.

«Значит, прежде всего,— продолжал Наутцера,— ты должен всеми силами его защитить. Никто не должен повредить ему!»

«Воину-Пророку моя защита не нужна».

Наутцера замолк.

«Почему ты так его называешь?»

Да потому что никакое другое имя ему не подходит, подумал Ахкеймион. Даже Анасуримбор. Но что-то — возможно, глубокая неуверенность — заставляло его молчать.

«Ахкеймион! Ты всерьез считаешь этого человека пророком?» «Я не знаю, что и думать... Слишком много всего произошло». «Не время для сентиментальных глупостей!» «Перестань, Наутцера. Ты не видел этого человека». «Нет, не видел... но увижу». «Что ты хочешь сказать?»

Собрат по школе Завета прибудет сюда? Эта мысль встревожила Ахкеймиона. Мысль о том, что другие адепты увидят его... унижение.

Но Наутцера пропустил вопрос мимо ушей.

«А что наши братья из школы Багряных Шпилей думают обо всем этом?» — В его тоне звучала саркастическая насмешка, но она была вымученной, почти болезненной.

«На совете Элеазар походил на человека, чьих детей только что продали в рабство. Он не мог заставить себя посмотреть на меня, не то что спросить о Консульте. Он слышал, какой разгром я учинил в Иотии. Думаю, он меня боится».

«Он придет к тебе, Ахкеймион. Рано или поздно, он придет».

«Пусть приходит».

Каждую ночь предъявляются счета и должников призывают к ответу. Теперь все будет исправлено.

«Здесь нет места мщению. Ты должен обращаться с ним как с равным, держать себя так, словно тебя никогда не похищали и не пытали. Я понимаю, как ты жаждешь возмездия, но ставки!.. Ставки в этой игре так высоки, что перевешивают месть! Ты это понимаешь?»

Как понимание справится с ненавистью? «Я все понимаю, Наутцера».

«А Анасуримбор? Что Элеазар и остальные думают о нем?»

«Они хотят, чтобы он был самозванцем,— это я знаю. А что они о нем думают, я понятия не имею».

«Ты должен внушить им, что Анасуримбор — наш. Ты должен убедить их, что случившееся в Иотии — детская игра по сравне-нию с тем, что будет, если они попытаются его схватить».

«Воина-Пророка схватить невозможно. Он... он вне этого.— Ахкеймион умолк, пытаясь взять себя в руки.— Но его можно ку-иить».

«Купить? Что ты хочешь сказать?»

«Он хочет получить Гнозис, Наутцера. Он — один из Немногих. И если я ему откажу, боюсь, он обратится к Багряным Шпилям». «Один из Немногих? И как давно ты это знаешь?» «Некоторое время...»

«И ты ничего не сказал! Ахкеймион... Акка... Я думал, что могу на тебя положиться!»

«Как я полагался на тебя в отношении Инрау?»

Долгая пауза, чувство вины и обвинение. Во мраке Ахкеймиону показалось, что он видит мальчика: тот смотрел на своего учителя в страхе и ожидании.

«К несчастью, все вышло неудачно, признаю,— сказал Наутцера.— Но события подтвердили мою правоту, не так ли?»

«Я предупреждаю тебя первый и последний раз! — прохрипел Ахкеймион.— Ты понимаешь?»

Как он это делает? Как долго можно вести две войны: одну — за весь мир, вторую — с самим собой?

«Но я должен знать, что тебе можно доверять!»

«Что ты от меня хочешь услышать? Ты не видел его! Пока не увидишь, не узнаешь».

«Что нужно узнать? Что?»

«То, что он единственная надежда мира. Поверь мне, он больше, чем простое знамение! И он станет гораздо сильнее, чем любой колдун».

«Сдержи свои страсти! Ты должен рассматривать его как орудие Завета! Не более и це менее. Мы должны получить его!» «Даже ценой Гнозиса?»

«Гнозис — наш молот. Наш! Только подчинившись...» «А Шпили? Если Элеазар предложит ему Анагог?» Замешательство, гнев и отчаяние.

«Это безумие! Пророк, который ради колдовства натравит одну школу на другую? Пророк-колдун? Шаман?»

За этими словами последовала тишина, полная бесплотной кипящей ярости, как всегда бывало в таких диалогах, словно мир всем своим весом восставал против самой их возможности. Наутцера прав — это безумие. Но понимает ли он безумие поставлен-