Скотт Бэккер - Падение Святого города

— Да,— прошептал Келлхус и снова повторил слова, звучавшие из самой сердцевины бытия, из его костного мозга, и отдававшиеся эхом в безднах души.

Его глаза вспыхнули золотым пламенем. Земля и воздух тихо гудели.

И тут Ахкеймион понял...

«Мне не хватает идей, чтобы осмыслить его».

Ранняя весна, 4112 год Бивня, Джокта

Они обедали в столовой прежнего властителя Донжона. Пышное убранство комнаты, как уже понял Найюр, было обычным для кианцев в отличие от скромных жилищ фаним. Резные пороги имитировали искусно плетеные циновки. Единственное окно напротив входа украшала причудливая чугунная решетка. Прежде, без сомнения, ее обвивали цветущие лозы — Найюр видел их по-всюду в городе. Стены украшали фрески с геометрическими узорами. В центре комнаты находилось углубление в три ступеньки, потому столик не выше колена Найюра казался вырезанным в полу. Полированный столик из красного дерева под определенным углом блестел, словно зеркало. Поскольку единственным источником света были свечи, казалось, что они сидят в глубоком гнезде из подушек, окруженном темной галереей.

Все старались не набить себе синяков на коленях — постоянная проблема при трапезе за этими кианскими столами. Найюр

расположился во главе стола, Конфас рядом справа, за ним генерал Сомпас, командующий кидрухилями, затем генерал Ареаман-терас, командир Насуеретской колонны, генерал Баксатас, командир Селиалской колонны, и в конце генерал Имианакс, командир кепалоранских копейщиков. Слева от Найюра сел барон Санум-нис, за ним барон Тирнем, затем Тройатти, капитан хемскильва-ров. В полумраке вокруг стола толпились рабы, наполняя чаши вином и убирая использованные тарелки. У входа стояли два кон-рийских рыцаря в боевых доспехах с опущенными серебряными забралами.

— Сомпас говорит, что на террасе у твоих покоев видели огни,— заметил Конфас. Говорил он бесцеремонно, с подковыркой, словно хитрый родственник.— Что это было? — Он глянул на Сомпаса.— Четыре-пять дней назад.

— В ночь дождя,— ответил генерал, не поднимая взора от тарелки.

Сомпас явно хотел сосредоточиться на еде, не одобряя дерзкую манеру своего экзальт-генерала или весь этот ужин с тюремщиком-скюльвендом. Возможно, и то и другое, подумал Найюр, и еще много чего.

Конфас не сводил с него глаз, подчеркнуто ожидая ответа. Найюр выдержал его взгляд, обгрыз куриную ножку, показав зубы, и снова стал смотреть в тарелку. Он давно не ел курятины.

Скюльвенд отхлебнул неразбавленного вина, поглядывая на экзальт-генерала. Вокруг левого глаза Конфаса еще виднелась припухлость. Как и его офицеры, он был в официальном мундире: туника из черного шелка, вышитая серебром, а поверх нее кираса с кованым изображением соколов вокруг бесцветного Императорского Солнца. Он умудрился протащить через пустыню свои наряды, подумал Найюр, и это много о нем говорит.

Каждый раз, закрывая глаза, Найюр видел потеки крови на стенах.

Он призвал сюда Конфаса и его генералов якобы для обсуждения прибытия кораблей и последующей погрузки колонн. Дважды он задавал вопросы и слышал неопределенные ответы этого негодяя. На самом деле его не интересовали корабли.

...... Необычные огни,— продолжал Конфас, все еще глядя на

псюльвенда в ожидании ответа.

Очевидный отказ Найюра говорить об этом действия не возы-мол. Людей вроде Икурея Конфаса, как понял вождь утемотов, смутить невозможно.

Однако их можно напугать.

Найюр сделал еще один большой глоток, пока глаза Конфаса следили за его чашей. В их взгляде была проницательность, оценка потенциальной слабости, но и тревога. Происшествие с колдуном испугало его. Найюр знал, что так оно и будет.

Интересно, подумал он, дунианин так же себя чувствует?

— Я хочу,— произнес Найюр,— поговорить о Кийуте. Конфас сделал вид, будто поглощен поданным блюдом. Он ел

с манерностью высшей знати Нансура — двумя вилочками, поднося каждый кусочек ко рту так, словно высматривал, нет ли в нем иголок. В нынешних условиях он, возможно, и правда этого опасался. Когда он поднял голову, веки его глаз были опущены, i ю радость скрыть трудно. С момента прибытия сюда его не отпускало какое-то... возбуждение.

«Он что-то затевает. Он считает, будто я уже обречен».

Экзальт-генерал пожал плечами.

— И что ты хочешь услышать о Кийуте?

— Мне вот что любопытно... Что бы ты делал, если бы Ксунну-рит не напал на тебя?

Конфас улыбнулся, как человек, который с самого начала понимал, к чему клонит собеседник.

— У Ксуннурита не было выбора,— ответил он.— В том и состоял мой план.

— Не понимаю,— сказал Тирнем, и изо рта у него при этом выпал кусок утятины.

— Экзальт-генерал учел все,— объяснил Сомпас с солдатской уверенностью.— Время года и потребности. Гордость наших врагов. То, что вынудит их напасть на нас. И прежде всего их надменность...

Сомпас бросил на Найюра быстрый взгляд, одновременно ядовитый и тревожный.

Из всех присутствующих генералов этот Биакси Сомпас больше всего озадачивал Найюра. Биакси традиционно соперничали с Икуреями, но этот человек постоянно лизал Конфасу задницу.

— Скюльвенды отвергают мужеложство! — с сильным акцентом вскричал генерал Имианакс— Считают его самым страшным оскорблением.— При этих словах он возвел очи к потолку, а потом глумливо уставился на Найюра.— Поэтому экзальт-генерал приказал публично изнасиловать всех наших пленников.

Сомпас побледнел, а Баксатас нахмурился, глядя на этого сварливого норсирайского дурака. Ареамантерас фыркнул от смеха прямо в чашу с вином, но не осмелился поднять взгляд от стола. Санумнис и Тирнем украдкой посмотрели на командира.

— Да,— беспечно ответил Конфас, орудуя вилочками.— Так я и сделал.

Долгое время никто не осмеливался произнести ни слова. Найюр с непроницаемым лицом наблюдал, как экзальт-генерал жует.

— Война,— продолжал Конфас, словно они вели непринужденную беседу. Он сделал паузу, чтобы проглотить кусочек.— Война — это как бенджука. Правила зависят от того, какой ты делаешь ход, не больше и не меньше...

Найюр не дал ему договорить. Он сказал:

— Война — это интеллект.

Конфас закончил есть и аккуратно отложил серебряные вилочки.

Найюр отодвинул свою тарелку.

— Тебе интересно, где я это услышал?

Конфас поджал губы и покачал головой. Промокнул подбородок салфеткой.