Стефан Корджи - Ночные клинки

Лиджена видела, как все это случилось. Роскошный паланкин, в котором ехала она и еще трое служанок принцессы, несли рослые и сильные верблюды. Каравая двигался неспешным шагом — и вдруг где-то совсем рядом Лиджена услыхала истошные крики людей.

— Датха! Датха! Я-хой! Я-хой!.. Служанки завизжали и бросились друг к дружке, словно это могло как-то их защитить. Снаружи раздался зловещий свист стрел… последние отчаянные команды начальника охраны… звон мечей…

Датхайские всадники налетели внезапно и со всех сторон. Они не стреляли, хотя лук имелся у каждого. Кривые вороненые клинки взлетели в воздух.

Крики, стоны, предсмертные проклятия и торжествующие вопли…

Боковой занавес паланкина с треском рассекла черная молния датхайского меча. Появилось смуглое горбоносое лицо, украшенное густыми черными усами, Губы растянулись в хищной усмешке, обнажая великолепные белые зубы.

— Итхи! — воскликнул датхеец, протягивая руку и хватая жалобно визжащую девушку.

На крик воина подоспели его товарищи, в несколько мгновений расхватав себе пленниц. Жадные руки обшаривали их, поспешно срывая кольца, браслеты, серьги, наголовники — все, за что можно было выручить хотя бы медный грош.

Лиджена сохранила ледяное спокойствие. Она уже не боялась никого и ничего. Она не кричала и не билась, не кусалась и не вырывалась — словно была уверена, что с ней ничего не случится.

И у нее хватило сил досмотреть до конца этот страшный и кровавый кошмар — когда датхейцы, бегло осмотрев новообретенных рабынь, деловито принялись их сортировать. Самых молодых и хорошеньких — на пробу Солнцеподобному. Тех же, что попроще — тут же, на месте, разбирали себе воины. После чего они деловито валили добычу на песок, рвали одежды и вступали в свои права хозяев. А потом, когда стихали стоны, мольбы и вопли, так же деловито разжимали несчастым кинжалами зубы и вырезали языки. За языками следовали третьи фаланги пальцев — лишенные их женщины могли выполнять работу по дому, но не в состоянии были держать оружие. Пять рабынь умерло, не перенеся болевого шока… Принцесса Илорет была среди тех, кого вместе с Лидженой отобрали для султанского сераля.

Потом была бешеная скачка через пустыню, и белые стены Тлессины, что внезапно выросли словно из-под земли…

Конан выслушал всех очень внимательно — сперва глашатаев, потом и самого пресветлого эмира. Брови у него сошлись; сосредоточенно глядя себе под ноги, он, казалось, что-то подсчитывает.

— Нет, не дойти — наконец сердито бросил он недоуменно глядевшим на него Пхараду и кузнецу.

— Куда не дойти? — почтительно осведомился вор. — До Тлессины этой, куда же еще!

— До Тлессины? — изумился Пхарад. — Зачем? Голову свою на султанский кол насадить?

— Мне нужно в Тлессину, — отчеканил киммериец. — Я пойду один.

— Ну, нет, — Хашдад спокойно покачал головой. — Я с тобой.

— От тебя там никакой пользы! — сверкнул глазами Конан. — А если тебя схватят…

— Неужели ты надеешься вывезти ту самую клепсидру в одиночку? — поднял брови кузнец. — Это у тебя едва ли получится…

— Один я еще могу обмануть датхайцев, — бросил Конан. — А вот вместе с тобой — навряд ли!

— П-постойте… — испугался Пхарад. — Вы это серьезно, что ли?

Конан не удостоил его ответом.

— Эмир хотел видеть тех, кто дерзнет отомстить за его дочь, — негромко произнес Хашдад. — Я его понимаю. Пойдем, Конан — тебе ведь наверняка потребуется помощь…

Киммериец полагал, что вокруг эмирского дворца должна виться целая туча бывалых вояк, привлеченных щедрой наградой, — однако выяснилось, что он жестоко ошибся. Народ разошелся, растекся по узким марангским улочкам — и возле ворот из розового камня остались только молчаливые стражи.

Конан шагнул прямо к ним.

— Эй, приятели, пошлите-ка кого порасторопнее известить его светлость — или как там его зовут? — что Конан из Киммерии желает принять его службу и сравнять Тлессину с землей.

Глаза Хашдада округлились — точно так же, как и услыхавших эту напыщенную тираду гвардейцев. Они с подозрением оглядывали черноволосого, голубоглазого великана, чьи мускулистые руки, казалось, могли запросто свернуть шею быку. (Так было и на самом деле, но об этом стражники не догадывались.) Стараниями жрецов Бодея Конан был хорошо одет, на поясе висело дорогое оружие и после некоторого размышления воины вызвали десятника.

Ответа пришлось ждать недолго. Его светлость эмир Маранга требовал смельчаков сей же час к себе.

Эмир принял их в небольшом покое, разубранном драгоценными коврами. Стены украшала великолепная коллекция мечей и кинжалов — не хуже, чем у ведьмы Аттеи. На невысоком инкрустированном столике розового Дерева дымилась курильница с редкими ароматами, рядом с ней располагалась чаша с фруктами. При виде этого угощения Конан недовольно скривился.

Эмир изумленно поднял брови, заметив выражение лица своего гостя.

— Я бы предпочел траве мясо, — откровенно ответил Конан.

Смелость голубоглазого северянина понравилась эмиру. Он был достаточно умен, чтобы отличать лесть от похвалы и твердость от дерзости…

Минуту спустя расторопные слуги внесли стол побольше, на котором дымилось жаркое.

— Итак? — Эмир сильно сдал за это время, но голос его оставался тверд. Он не позволял горю всецело овладеть собой.

— Меня зовут Конан. Я родом из Киммерии, — произнес северянин, твердо глядя в глаза повелителю Маранга. — И я берусь отомстить за твою дочь.

Гордый варвар опустил слова «Ваше Величество». Эмир сделал вид, что не заметил.

— Ты берешься окрасить кровью белые стены Тлессины? — Глаза у варвара были тверды как сталь и холодны, словно лед. Он не произносил красивых фраз. Он просто извещал, что сделает то-то и то-то; и у эмира ни на миг не возникло сомнение, что все случится именно так, как утверждает Конан-киммериец.

— Берусь, — не моргнув глазом, кивнул варвар. — Он, — Конан кивнул на Хашдада, — поможет мне в этом. У него свои счеты с тамошними хозяевами.

— Я не могу дать вам армии, — эмир с сожалением вздохнул и опустил плечи. — Датхайцы в пустыне словно дома, и люди побережья не выдерживают в их раскаленных песках. Самые искусные полководцы терпели неудачи — Тлессинский Оазис расположен в очень выгодном месте… Его легко оборонять.

— Мне не нужно войско, — спокойно бросил Конан. — Я отправлюсь туда один и сам сделаю все, что надо. Я надеюсь, что скоро ты обнимешь свою дочь!

Эмир вздрогнул, прикрывая глаза ладонью.

— Нет! Нет… Ты не знаешь, чужеземец Конан, что делают датхейцы с рабынями… Ты не знаешь…

— Ладно, там видно будет, — беззаботно махнул рукой Конан. — А теперь мне надо узнать все про этот султанат.