Крис Уэйнрайт - Золотой павлин Сабатеи

— Из Киммерии, — ответил варвар.

— Это еще что такое? — полюбопытствовал карлик.

— Страна на Полуночи, далеко отсюда.

— Забавно… — Губы существа растянулись в подобии улыбки. — Ни разу не слышал…

— В мире есть много вещей, которые нам до поры неизвестны, — буркнул варвар, начинавший терять терпение. — Так ты пустишь нас на ночлег?

— А что я получу взамен, дубина ты киммерийская? — Черные глаза со странноватым блеском уставились на Конана.

— Отдам тебе повозку и лошадей, — сделал широкий жест киммериец, решив не обращать внимания на столь невежливое обращение.

— Небось, все это краденое?

— А тебе-то что от этого, туранская вошь? — усмехнулся варвар. — На них же не написано, чье это. Покупателей найдешь, не сомневайся.

— Туранская вошь, говоришь? — захихикал странный человечек. — Ну, ладно, тогда заходи. — Он повозился с засовом, и ворота начали медленно отворяться.

Конан повернул лошадей, и повозка, подпрыгнув на бугорке у въезда, вкатилась во двор. Шагах в пятидесяти от ворот стояло длинное деревянное строение, снаружи больше похожее на хлев для скота, чем на жилище человека: вместо дверей были большие ворота, под самой крышей поблескивала в скудном свете зажженных факелов пара узких окон. Но не дом, а сам двор поразил варвара: почти все пространство было заполнено множеством невысоких человечков, которые сидели на корточках и смотрели на въезжающую повозку такими же блестящими черными глазами, как и у открывшего ворота карлика. Их растрепанные волосы торчали во все стороны, словно иголки ежа.

«Нергал мне в печень! — выругался варвар. — Что это за люди? И люди ли они, вот в чем дело».

Он оглянулся назад, уже жалея, что сунулся в это логово, но ворота закрылись. Карлики сидели смирно, вполголоса переговариваясь между собой, и, видимо, ожидали, когда заговорит их предводитель. Конан, остановив лошадей, напряженно ждал, что последует дальше.

— Он просит ночлега! — объявил, подняв правую руку, впустивший варвара человечек, и только тут киммериец увидел, что у него всего три пальца, но зато неестественно длинных и с большими загнутыми ногтями.

«Вот вляпался! Кажется, опять какая-нибудь магия… — Варвар приготовился к возможным осложнениям. — Смыться бы отсюда!» Он хотел слезть с повозки, но словно неведомая сила сковала его волю, и он продолжал сидеть не двигаясь.

— Пусть ночует, — равнодушно выдохнула толпа.

— Иди туда! — Карлик указал киммерийцу на сарай.

— Я не один, — ответил Конан, спрыгивая с повозки и направляясь к ее заднему борту.

У варвара исчезло малейшее желание что-либо менять, и он продолжал делать все так, словно ничего странного не происходило. Он открыл дверцу, вытащил оттуда кожаный мешок и положил его на землю. Карлики, поднявшись, маленькими шажками придвинулись к нему и столпились полукругом, безмолвно глядя на мешок блестящими черными глазками. Конан, не обращая на них внимания, вытащил кинжал и распорол мешок по шву. Хафар спал, как ни в чем не бывало, посвистывая носом.

— Ух, ты! — единодушно вздохнули человечки. — Он возит с собой запасное тело!

— Вы что, спятили? — рассердился варвар. — Это другой человек, шакальи задницы!

— Ха-ха-ха! — покатились со смеху карлики. — Шакальи задницы, — повторяли они друг дружке с таким воодушевлением, будто киммериец сказал им что-то необычайно приятное.

Он взглянул на лежавшего перед ним человека и похолодел. Крохотные монстры были правы: перед ним на земле спал вовсе не Хафар, а он, Конан! Варвар заглянул в повозку, но там больше никого не было.

— Где же Хафар? — растерянно обратился он к карлику.

— Хафар! Хафар! — снова захихикала толпа.

«Кто-то из нас спятил, и, скорее всего, я, — пробормотал про себя Конан и, не представляя, что еще может сделать, поднял своего двойника на руки и понес к сараю. — Ладно, если уж я вступил в этот зверинец, надо идти до конца, а там будь что будет».

Когда киммериец со своей ношей подошел к воротам, те сами собой распахнулись, и он увидел вполне приличное и чистое помещение со стоящим у стены широким топча ном. Небольшой масляный фонарь, прикрепленный к стене, освещал этот зал, в котором больше не было никаких выходов в другие комнаты. Конан перешагнул порог, ворота начали медленно закрываться за ним, а во дворе он услышал нараставший тихий шум, похожий на шелест листвы под порывами ветра. Он бросил взгляд за спину и через узкую щель еще не совсем захлопнувшихся ворот увидел такое, что его длинные волосы поднялись дыбом: повозка, на которой он приехал, раздулась в шар громадных размеров, его поверхность подрагивала, как бы дыша, и лошади, притянутые оглоблями, расплющились по нему, словно вытканные на ковре.

Подойдя к топчану, он бросил тело на подушки и стал бить его по щекам, надеясь, что сейчас человек проснется, он увидит, что это Хафар, и наваждение исчезнет. Его двойник действительно проснулся, сел и тупо уставился на него.

— Хафар!

Рот Лже-Конана открылся, он шевелил губами, словно произнося неслышимые слова.

«Это сон, — догадался киммериец, — сейчас я проснусь, и все будет в порядке!»

Он ущипнул себя за щеку, но ничего не изменилось. Его двойник продолжал что-то горячо говорить, но звуки голоса были не слышны варвару.

«Призрак! — мелькнула мысль. — Эти гаденыши подсунули мне призрака…»

Он толкнул двойника в грудь, но ощутил упругую и сильную плоть и тотчас же почувствовал ответный увесистый удар.

— Ах, ты, ублюдок! — Варвар выхватил меч, намереваясь своим коронным ударом слева наискось разрубить пополам это порождение темных сил.

Лже-Конан с быстротой молнии тоже выхватил меч, причем киммериец отметил про себя, что его клинок был таким же длинным и широким, как у него, и отбил удар.

Они разошлись по углам зала, напряженно глядя друг на друга и выбирая миг, чтобы нанести разящий удар. Противник раскрыл рот в беззвучном крике и бросился на Конана. Выпад был хорош, но варвар увернулся и сам нанес ответный удар. Мечи, встретившись, высекли сноп искр. Бойцы были достойны друг друга. Они, словно коршуны, кружили по залу, внезапно бросаясь на врага, но атаки отбивались с тем же проворством, с каким наносились удары. Отбивая десятую или двадцатую атаку — варвар уже не мог сосчитать какую — и, бросаясь вперед, он вдруг с ужасом понял, что не слышит звона клинков, хотя от тех ударов, которые они наносили, должен был стоять грохот, как в кузнице.

«Великий Кром! Я же бьюсь сам с собой, — догадался Конан. — Эти огрызки хотят, чтобы я убил себя…»

Он остановился и вложил меч в ножны, то же самое сделал его противник.

«Я каким-то образом раздвоился, — хмуро обдумывал свое положение киммериец. — И что же мне теперь делать?» Лже-Конан стоял в такой же позе, и, казалось, был поглощен теми же думами.