Терри Донован - Город кошек

На нем не было никакой одежды. И вместо меча он держал деревянную балясину от кровати. Он держал балясину, как опытный воин держит меч, но сути это не меняло. Разве устоит презренное дерево перед металлом?

— Ты из актеров? — спросил Джебор, давясь от смеха. — Эта балясина тебе идет! — собственное замечание показалось Джебору настолько остроумным и забавным, что он согнулся пополам от смеха, а из глаз его полились слезы. Так весело ему не было с самого детства, с тех пор, как он впервые увидел комедию на сцене заезжего театра.

— Тихо, тихо, Джебор, ну нельзя же так… — увещевал Ханфий, но друг обращал на него мало внимания.

— Нет, — сказал голый варвар, и это было первое слово, которое они от него услышали.

— Нет? — спросил Джебор, подмигивая Хан-фию. — Так тебя зовут Нет? Откуда ты, Нет? И что ты собираешься делать с этой палкой, что у тебя в руках?

— Меня зовут Конан. Конан из Киммерии. И я не актер, — сообщил Конан с мрачным лицом. Он нисколько не разделял веселья купцов. И вообще они ему не нравились. — Что вам от меня нужно?

Джебор вдруг перестал смеяться — и лицо сделалось столь же мрачным, как у противника.

— Ты рассмешил меня, — сказал он. — И это добавило тебе несколько лишних мгновений жизни. Но не спасло. — С этими словами он единым движением выхватил меч и бросился на киммерийца, намереваясь посмотреть, какого цвета у него внутренности.

И с удивлением, вместо этого, увидел свои. Все произошло так быстро, что он не сразу понял, каким образом его живот оказался вскрыт. Конан из Киммерии был теперь вооружен его мечом, а балясина застряла в сетке окна, раскачиваясь. Потом вдруг картина произошедшего ясно предстала перед внутренним взором Джебора, что от ужаса он закричал.

Конан балясиной сломал ему кисть руки, и пока ненужный уже предмет мебели передвигался в воздухе, взял его меч и, умело направив лезвие, разрезал живот, погрузив острие меча достаточно далеко, чтобы Джебора больше не заботила жизнь. Все это Джебор понял в одно мгновение, следующее за тем, как это случилось. Умирал он быстро и болезненно. Прекрасно осознавая, что умирает. И это было настолько похоже на дурной сон, что душа его сначала по ошибке отправилась в мир сновидений, а не в мир смерти.

— Я умер, — с удивлением, но очень спокойно сказал он, не веря самому себе, и только тогда действительно умер.

Ханфий все еще продолжал улыбаться, когда Конан оторвал взгляд от убитого и посмотрел на него. Синие глаза киммерийца словно заморозили Ханфия. Он с трудом стер улыбку с лица.

— Он умер, — сказал Конан. — А ты?..

Ханфий не понял, что хотел сказать варвар. И не испытывал большого желания выяснять это. Особенно, когда цена знания грозила вырасти до цены его собственной жизни.

Конан шагнул к нему с опущенным мечом. Он не собирался убивать непрошенного гостя. По крайней мере, до тех пор, пока не выяснит, зачем тот здесь. Но объяснить это Ханфию не успел.

Купец бросился прочь по коридору. К сожалению, он перепутал направление, и бежал не к лестнице, а от нее. А когда он понял это, Конан уже стоял в коридоре. Отступление было невозможно.

С жутким криком Ханфий врезался в резное деревянное окно, проломил его и вывалился наружу. Здесь ему, наконец, повезло — он приземлился на тканевую крышу повозки и скатился с нее, не получив ни ушиба, ни царапины. Правда, ножнами он разодрал спасшую его крышу — и когда встал на ноги, то увидел красную от гнева физиономию владельца повозки.

— Ну, ты за это ответишь! — прорычал владелец.

Ханфий молча указал пальцем наверх.

Падение Ханфия к тому моменту уже вызвало всеобщее внимание, и его пальцу последовал многие взоры.

В проломленном окне горожане увидели обнаженного мускулистого варвара с окровавленным мечом. Послышался женский визг, за ним еще один — и людей охватила паника.

Ханфий добавил масла в огонь.

— Он убил Джебора! — визгливо выкрикну он. — Убийца!

— Убийца! — подхватили горожане и бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног. — Убийца!

Прежде чем выйти на улицу, Конан решил заняться своим гардеробом. Не пристало в цивилизованном месте слишком долго разгуливать без одежды. Он вернулся в спальню, посмотрел на убитого, но трогать его не стал. Нехорошо получается. Не стоит давать даже малейшего повода думать, что он убил человека из-за презренной одежды. Сначала надо выяснить, что местные жители вообще думают о нем. Череда странностей не давала Конану покоя. Слишком много произошло такого, что он не знал, как объяснить.

Он соорудил себе набедренную повязку из обрывка балдахина, а другим обрывком вытер меч.

Улица была пуста от людей. Только брошенные паланкины, перевернутые в спешке прилавки со снедью, десяток кошек разной масти и мирно бродящие среди них птицы, клюющие просыпанное зерно.

Словно люди спрятались от чудовища. И не иначе, как они считали этим чудовищем самого Конана. Почти голый, в одной лишь нелепой набедренной повязке, с чужим мечом и нечесаной гривой волос, он все еще ощущал запах юной женщины, витающий вокруг него, который неспособны были забить даже запахи пряностей, густо стоявшие в воздухе.

Конан посмотрел вверх. Ставни были захлопнуты, но с крыш на него взирало множество любопытных глаз. Крыши здесь были плоскими, и на них устроены места для отдыха — видны были торчавшие опахала, парусиновые навесы и шесты с шелестящими на ветру бумажными лентами, отгоняющими злых духов.

Конан был голоден и ему страшно хотелось пить. Он чувствовал себя так, словно демоны пустыни, несмотря на бумажные ленты, все же проникли в город и все вместе решили обосноваться в пищеводе у Конана. Он чувствовал себя так, будто ему в горло вогнали раскаленный железный кол, и вогнали до желудка и даже немного ниже.

Базарная площадь тоже обезлюдела. Так привлекший вчера внимание Конана шатер, расшитый цветами и птицами, с окнами из полупрозрачного шелка, был открыт. Он обогнул лавку с горой фруктов и заглянул внутрь. Запах сандала, мускуса и амбры был настолько силен, что на несколько мгновений Конан даже забыл о жажде, почувствовав быстро нарастающее возбуждение. Внутри были разбросаны подушки всех цветов на одних тоже были птицы и цветы, на других — крабы.

Зачарованный запахами и видениями танцующих соблазнительных теней, Конан вышел.

И едва не поплатился за свою зачарованность.

Человек, прятавшийся за шатром, прыгнул на киммерийца, как лев прыгает на спину антилопы. Если бы он прыгнул молча, то смог бы нанести Конану весьма значительный урон, может быть, даже убить, в случае везения.

Но он прыгнул с таким воплем, который напугал бы даже сонного бегемота, лежащего в болоте. Он вопил, как добрая сотня обезьян, собирающаяся напугать соседнюю стаю.