Терри Донован - Город кошек

Конан огляделся. И заметил возле очага существо в лохмотьях, отдаленно напоминающее ребенка. Лицо у существа было красное, глаза маленькие, а нос — большой. Конан не стал особенно задумываться, мальчик это или девочка.

— Эй, ты! — просто обратился он к нему. Существо пошевелило плечами и указало пальцем на себя. Пожалуй, это был знак вопроса.

— Да, ты! — настойчиво сказал Конан. Ребенок нехотя отделился от стены и вразвалочку направился к посетителю, усердно ковыряя в носу.

— Вынь палец из носа, когда с тобой говорит казак, — сурово произнес Конан, и ребенок послушно вытянул руки. Теперь они болтались как плети. — Отрежь-ка мне, да принеси кусочек этого жирного осла, что жарится на вертеле.

— Это не осел, — сказал ребенок.

— А что же это по-твоему? — осведомился удивленный Конан.

— Мясо.

Конан осклабился.

— Ну тогда принеси мне этого мяса! — сказал он, начиная слегка злиться. Похоже, чертово дитя решило поиздеваться над заморским гостем.

Он с несколько запоздалым смущением обнаружил, что с силой сжал рукоять сабли. Только не против ребенка! Он положил руки на стол.

— Мясо еще не готово, — ровным тусклым голосом, будто страшно скучая, ответило дитя.

— Все равно. — Ответа Конан слушать не стал.

Чтобы вернуть себе ровное расположение духа и не яриться по пустякам, а это действительно были сущие пустяки, он принялся осматривать посетителей. В конце концов, именно за этим он и явился в Хатор.

Ребенок поплелся обратно, что-то бормоча, и вскоре вновь оказался перед столом киммерийца. В руке у него был кусок жареного мяса, еще красного, с которого сочился жир.

Кроме того, рядом с ребенком стоял хозяин с большой кружкой и пузатой глиняной бутылкой.

— Кумми глупа, — сказал хозяин. — Мясо ведь еще не готово. А ну брысь отсюда! Я потом тебя накажу!

— Не стоит. Это я попросил ее принести мне мяса, — заявил Конан. — Я люблю полусырое мясо.

— Как господин пожелает, — ответил хозяин, ставя кружку на стол и наливая темное, остро пахнущее вино.

— Но пусть потом принесет и готовое мясо, — добавил Конан. — Я зверски хочу есть.

Конан вырвал из рук девочки кусок дикой ослятины, впился в него зубами, ухватился за кружку и сделал добрый глоток вина. Вкус оказался под стать цвету и запаху — и Конан предался чревоугодию.

Жар от очага, вино и мясо разморили его — привели в крайне благодушное настроение. О смотрел на людей, сидящих за соседними столами, на суетящегося меж ними хозяина, на девочку, следившую за крутящимся над огнем онагром, и думал, что все они — славные люди, и, может быть, не стоит казакам их убивать, по крайней мере, не всех. Не следует поступать, как в той рыбацкой деревушке, из-за сожжения кот рой он едва не поссорился с соратниками. Конан был воином, но не палачом. А те рыбаки вовсе не были рыбами, как посчитали сумасшедшие казаки. Они были людьми, хоть и не такими, как обычные люди.

Занятый мыслями, Конан некоторое время ничего не видел, кроме кружки, а потом выяснилось, что хозяин таверны куда-то подевался. Конан тщетно несколько раз позвал его, заметив вдруг, что и девочка куда-то пропала.

— Еще вина? — спросил кто-то, от кого как-то странно пахло, и Конан кивнул, не сомневаясь.

Сделав первый глоток из новой бутылки, понял, что странного в запахе этого человека. Благовония Мисра. От него пахло дорогими мисрийскими благовониями, которые использовали Жрицы богини любви в славных храмах богини Бает.

Подозрения зародились в мозгу Конана, но улетучились так же быстро, как появились. Все вокруг стало зыбким, разговоры потонули в поднимающемся из нутра гуле.

— Хозяин! — заорал Конан, поднимаясь и протягивая к очагу кружку.

— Как господину угодно, я здесь, — сказал человек, от которого пахло мисрийскими благовониями.

— Ты — не он, — заявил Конан.

Человек заулыбался. И на лопнувшую тыкву он нисколько не был похож.

— Вино у нас слишком крепкое, — сказал он. — А я ничуть не изменился.

Конан попытался возразить, даже встал для этого, но очаг вдруг сделался невыносимо жгучим, а поверхность стола с костями онагра оказалась рядом с его щекой и крепко прижалась к ней.

— Я ничуть не изменился, — уверенно повторил голос внутри уха, и стол с Конаном дал сильный крен.

— Приближается буря! — завопил киммериец, и сознание его погрузилось в кромешную тьму.

Хиннар, раб-управляющий защитницы города Хатор, склонился к голове павшего в неравной борьбе с соком черного лотоса казаком, и прислушался. Дыхание варвара было ровным, спокойным. Таким, каким и должно было быть в галлюциногенном полусне. Хиннар улыбнулся и хлопнул в ладоши.

— Начинаем! — сказал он. И посетители питейного заведения, среди которых не осталось ни одного, кто был тогда, когда Конан вошел в него, поднялись с мест.

Конана вынесли из таверны, усадили на носилки и потащили по улицам. Он чувствовал движение, но не понимал, что происходит. Он даже забыл, кто он, где и зачем. Звезды над его головой могли и не светить. Все равно перед глазами у него не было ничего, кроме тьмы.

Люди молча донесли паланкин до дворца защитницы и стали топтаться на месте. Из дверей вышли другие рабы в грязных лохмотьях, со спутанными волосами, измазанные белой глиной, суковатыми черными палками в руках. Следом за ними появилась Лилува в необычной для госпожи одежде.

Всего лишь набедренная повязка, правда из тончайшего кхитайского шелка красного цвета, жакет на шнуровке, из нее в основном и состоящий, который едва прикрывал прекрасную грудь. Но никаких украшений. На госпожу было трудно смотреть, не отводя глаз, она словно была нагая.

Рабы, все как один, в изумлении открыли рты, а Хиннар даже сказал:

— Госпожа…

Лилува приложила палец к губам и нахмурила брови. Хиннар мгновенно забыл, что хотел сказать. Зато вспомнил, что нужно делать. Он шепотом приказал опустить Конана на землю и поднять его на ноги.

Трое самых рослых и крепких рабов исполнили это. Теперь Конан возвышался над толпой, и выглядел бы весьма грозно, если бы не безвольно опущенная голова.

Лилува дала знак, и рабы в белой глине, изображавшие подземных зверолюдей из древних легенд, с угрожающими воплями принялись носиться вокруг госпожи.

Конан приоткрыл глаза и вяло пошевелился. Один из державших его слуг взял его руку и возложил на меч. Казак послушно потянул меч из ножен, но полностью вытащить не сумел.

Лилува закричала, закружившись с рабами в диком танце. Они усердно делали вид, что нападают на нее, размахивая суковатыми черными палками, а она — что жутко напугана.

Конан что-то пробормотал. На помощь троим слугам поспешили еще двое, и Конан стал медленно двигаться с чужой помощью. Он был как большая и очень тяжелая марионетка, к тому же — с плохо смазанными шарнирами, потому что оказывал неосознанное сопротивление. Но мало-помалу он вытащил меч и стал водить им в воздухе. А поскольку на ногах он двигаться никуда не хотел, зверолюди бросились к нему и стали падать вокруг, якобы сраженные его мечом. Раздавались крики боли и яростные угрозы, Конану нанесли несколько чувствительных ударов, чтобы выглядело реалистичнее, правда, таких, которые не могли причинить ему большого вреда.