Гидеон Эйлат - Расколотый идол

— Я иду с тобой, — сказал он Сабе. — Мне надо выспаться, чует мое сердце, завтра будет трудный день.

— Ну, ты шустрый! — с притворным недовольством протянула Саба, но видно было, что в ее голове созрел какой-то план. — А ты чего зенки вылупил? — набросилась она на Пролазу, который все еще стоял рядом. — Сказано тебе — дуй, вот и дуй.

— Я тоже с вами, — заныл Пролаза. — Меня Мелинда ждет.

— Ничего, подождет, — усмехнулся Конан. — Небось не соскучится. Гляди, Пролаза, если утром не увижу твоих камешков, к Мелинде наведаться ты уже никогда не захочешь.

Пролаза испуганно ойкнул и скрылся в темноте.

Обратный путь прошел без приключений. Но в храме кадуцеев, в каморке Сабы, их обоих ждал сюрприз — на кровати лежал покрытый страшными синяками, но улыбающийся во сне молодой циркач.

— Фефим! — изумился Конан. — Как ты здесь оказался?

Жонглер открыл глаза, обескровленные губы растянулись шире. Конан вопросительно посмотрел на Сабу.

— Он сам мне эту нору подыскал по старой дружбе, — объяснила девушка. — Кадуцеи — бабники, каких свет но видывал, но язык за зубами держать умеют.

— К тому же они мои друзья и прекрасные лекари, — добавил Фефим. — Я ведь сюда на карачках еле приполз, не верил, что выживу. Маагр, подонок, ножом прямо в сердце бил, да я успел чуток повернуться, лезвие о ребро задело и вкось прошло. Потом меня ногами попинали да разок-другой дубинкой по ребрам стукнули. Ничего, кадуцеи говорят, заживет, как на собаке. У них во всех лекарствах змеиный яд содержится, хочешь верь, хочешь…

— Придется втроем тут спать, — перебила Саба. — Впрочем, если кто хочет заглянуть в храм Деркэто…

Намек повис в воздухе — усталый Конан и полуживой Фефим охотней разделили бы ложе с огнедышащим драконом, чем с неистовыми жрицами страсти. Во сне Саба стонала и ворочалась — ей досаждал Ониксовый. Иго голос звучал и в голове у Конана, хоть и не сопровождался болью. «Они разбили мое тело, — ныло сверхъестественное существо, — мое прекрасное драгоценное тело. Верни мне мое тело, киммериец. Выполни три условия и останешься жив. И даже займешь место Пуза, если согласишься во всем меня слушаться. О, мое тело, мое любимое тело…»

Когда они проснулись, солнце сияло вовсю. Конан отменно выспался и прекрасно себя чувствовал. У Сабы кожа приобрела нездоровый цвет, но все-таки выглядела гораздо лучше, чем лицо Фефима, которое казалось одним сплошным кровоподтеком.

— А что, Фефим, — сказал Конан, — не заглянуть ли мне сегодня в твой цирк?

Жонглер сокрушенно вздохнул.

— Маагр снова превратил его в скотобойню. Кадуцеи рассказывали, вчера вечером по всему городу глашатаи вопили, что нынче состоится представление, как в «старые добрые времена». Снова будут поединки с медведями, бои гладиаторов и ставки на победителя.

— Я вчера ничего такого не слышал, — сказал Конан. — Слишком занят был. Надо же, совсем отстал от жизни. Ну ничего, сегодня догоню.

— Что тебе там делать? — удивился Фефим.

— Хочу поискать Дориду, нашу старую знакомую. Ночью, когда мы сюда возвращались, Саба кое-что про нее рассказала. Дорида — баба храбрая и сильная, но не шибко умная, и очень любит биться об заклад. Обычно она с хлеба на воду перебивается, но если удается сорвать куш, быстро его проигрывает.

— Это точно, — кивнул Фефим. — Когда до меня в цирке Маагр хозяйничал, я ее там часто видел. Случалось ей и на арене подраться.

— Если Дорида еще не сбыла свою часть оникса, — продолжал Конан, — я ее уговорю, чтобы отдала.

Фефим уже знал со слов Сабы и Конана, что в его несчастьях косвенно виноват каменный идол с одного из вилайетских островов. Он дотронулся до саднящей раны, поморщился и сказал:

— Саба, ты оставайся здесь, жди Пролазу. А я пойду с Конаном. Потолкую со своими ребятами, как бы заплатить Маагру должок.

Если он тебя узнает, — предупредила Саба, — на этот раз живым не уйдешь.

Фефим хмыкнул и подсел к зеркалу.

— Где тут твоя косметика?

На глазах у Конана и Сабы произошло чудо — циркач превратился в деревенского парня с жидкой бороденкой, прической под горшок и глупейшим выражением на лицо. Саба ненадолго отлучилась и принесла ему маскарадный костюм — рваные холщовые штаны, не очень чистую домотканую рубаху и старые деревянные башмаки. Судя по остаткам красного лака, их трудный и долгий жизненный путь начинался с сельской ярмарки.

— У Мелинды много шмотья скопилось, — пояснила Саба, — Приходят к ней в штанах, а уходят…

Фефим переоделся. Башмаки оказались впору, зато штаны и рубаха чересчур коротки, но кто на улице будет приглядываться к какому-то простолюдину? Саба переводила пристальный взгляд с Конана на Фефима и обратно. Она напряженно думала, время от времени хватаясь on виски.

— Мы пошли, — сказал Фефим. — Пожелай нам удачи.

— Удачи, — с натянутой улыбкой отозвалась Саба.

Путь был неблизок, но Конан и Фефим не боялись опоздать на дневное представление. На улицах Шадизара кипела жизнь, и чуть ли не на всех перекрестках зазывалы Маагра надрывали глотки. «Спешите в знаменитый цирк Маагра! Сегодня — после долгого перерыва — незабываемое зрелище! Кто любит острые ощущения, получит их с лихвой! Человек в смертельном поединке с диким зверем! Только у нас! Спешите, спешите! Принимаются любые ставки! За один день цирк сделает вас богачом!»

В этот день цирк манил уже не мам с детишками, а дюжих молодцов, искателей приключений. Кому-то сегодня повезет, и он выиграет целое состояние, другой может запросто потерять накопленное за годы, а кто-то, наверное, распрощается с жизнью.

Конан не слишком задумывался о переменчивости фортуны. Его вела вполне определенная цель. Во-первых, он хотел поквитаться с мерзавцем, который отделал его, когда он был в шкуре медведя. Во-вторых, у Фефима отобрали цирк, принадлежавший ему по праву. В трудную минуту Фефим выручил его — долг платежом красен. И, в-третьих, надо найти Дориду. То и дело им попадались бандиты Пуза, и Конан радовался, что рядом с ним нет Пролазы или Сабы. У него на глазах двое крепышей заломили руки рыжеволосой долговязой женщине, которая вполне годилась Сабе в матери, и в один миг затащили ее в переулок, — только корзина со снедью, которую выронила бедняжка, осталась на мостовой. Фефима бандиты не узнавали, а Конана провожали колючими взорами, но не приближались. Несомненно, Пузо запретил его трогать до особого распоряжения.

Народ валом валил в цирк, зазывалы у входа едва успевали продавать и отбирать билеты. Конан пробился к порогу, по мере возможности защищая Фефима от напористых шадизарцев, которые награждали друг друга тумаками, орали и протягивали серебряные монеты — стоимость билета в цирк с возвращением Маагра поднялась в несколько раз. Конан тоже расплатился и наконец оказался в душном полумраке. Не оглядываясь на Фефима, даже виду не подавая, что знаком с ним, он спустился к арене и занял место в четвертом ряду. Фефим сел в пятом за его спиной, чуть сбоку.