Дуглас Брайан - Пузыри земли

Неожиданно глазам Эрингила открылась странная картина: человек сорок мчались по равнине. Они бежали, пешие, с оружием в руках и что-то кричали.

Могло показаться, будто они бегут в атаку на врага, но в том-то и дело, что никакого врага не было и в помине, сколько Эрингил ни вглядывался, равнина перед ними была пуста — ни одного отряда, бегущего навстречу первому.

Затем Эрингил обозвал себя дураком — за то, что не увидел с самого начала очевидного: те, кто бежал во главе отряда, на самом деле не принадлежали к числу преследующих — они были преследуемыми. Иными словами, человек сорок гнались за двумя. И вот-вот должны были их настичь.

И в самом деле, это произошло. Тогда тот, что несся первым, вдруг остановился и развернулся лицом к преследователям.

Это был высокий загорелый человек с длинными черными волосами. Он был вооружен огромным мечом, который сейчас вылетел из ножен и сверкнул в лучах солнца.

Второй, поменьше ростом, смуглый, с рябым лицом, также приготовился к заведомо безнадежному сражению.

До Эрингила донеслись их громкие голоса. Едва они остановились, как толпа окружила их, и закипела схватка.

Гигант с большим мечом разил налево и направо, вот уже упали первые убитые… Сзади на воина наседало сразу двое, и его товарищ едва успел отбить эту атаку. Но и рябому приходилось нелегко. Некоторое время они с черноволосым бились спина к спине, но было совершенно очевидно, что скоро численный перевес противников даст о себе знать, и обоих скрутят — если только сразу не убьют на месте.

Эрингил колебался недолго: он сбросил веревку, которая имелась у него в корзине, и конец ее, завязанный узлом, ударил гиганта по плечу.

Тот поднял голову и увидел, что рядом по воздуху проплывает летучий шар. Прочие, увлеченные боем, пока что этого не замечали. Недолго думая, гигант подхватил одной рукой своего приятеля, другой вцепился в веревку, и шар потащил обоих дальше, чуть приподняв над землей.

Преследовали, точно свора разгоряченных дракой собак, бросились бежать следом. Черноволосый карабкался наверх; его спутник неловко цеплялся за веревку и за ноги ползущего вверх товарища.

Эрингил понимал, что под тяжестью троих «седоков» корзина неизбежно опустится гораздо ниже, но оставить двоих на растерзание сорока он не мог: подобное противоречило законам чести.

Летучий шар действительно пошел не так высоко, но все же на достаточном расстоянии от земли, чтобы преследователи остались с носом. Наконец оба приятеля оказались в корзине. Отдуваясь, они прижались к плетеным бортам. Черноволосый проговорил:

— Впервые вижу подобную штуку!

Его рябой приятель молча косил глазами по сторонам, и вид у него был вороватый — ни дать ни взять что-то успел стянуть и теперь боится разоблачения.

— Меня зовут Эрингил, — представился молодой человек. — Добро пожаловать на борт!

— Ты безрассуден, — покачал головой черноволосый гигант. — Броситься на помощь к незнакомым людям, взять их к себе на летучий шар… А если бы мы оказались бандитами?

— За бандитами не гонится сразу сорок человек, — возразил юноша. — К тому же, среди тех, кто вас преследовал, почти не было настоящих воинов — в основном сброд из числа разъяренных горожан. Не знаю уж, чем вы им досадили, но явно не разбоем. Хотя, — добавил он, желая быть вполне искренним и пристально глядя в лицо черноволосому, — я не исключаю Такой возможности, что иногда вам случалось промышлять и разбоем. В таком случае — да будет моя судьба ко мне благосклонна! Я — человек чести, и в любом случае не намерен отступаться от моих правил,

— Вот это по-нашему! — засмеялся черноволосый.

Эрингил заметил, что при слове «судьба» его рябой приятель сильно вздрогнул и опустил глаза. Черноволосый между тем продолжал:

— Что ж, ты не только великодушен, но и наблюдателен, и второе качество поможет компенсировать зловредное влияние первого: великодушные живут мало, наблюдательные — долго; так что я предсказываю тебе среднюю продолжительность жизни… Меня зовут Конан из Киммерии, и я твой должник, а это многое значит, уж поверь. Мой друг — Саламар Гирканец, познакомься. Надеюсь твои дела достаточно плохи, чтобы его присутствие не принесло тебе беды.

Последнюю фразу Эрингил не вполне понял, поэтому он решил просто рассказать свою историю.

— А ты уж решай сам, Конан, насколько плохи мои дела.

Когда рассказ был закончен, синие глаза Конана весело блестели. Он переглянулся с гирканцем:

— Как ты считаешь, Саламар?

Гирканец уныло кивнул:

— Думаю, хуже некуда. Колдун, украденная девушка, гнев отца, перспектива потерять не только наследство, но и самую жизнь… Полагаю, я не причиню ему вреда.

Эрингил подумал, что Саламар вряд ли смог бы причинить ему особенно большой вред — если учесть, что Эрингил учился владеть оружием с девяти лет и всегда считался очень одаренным фехтовальщиком, а гирканец выглядел хилым и, главное, в нем отсутствовал тот особый огонек, тот внутренний жар, который делает человека победоносным, не позволяет проигрывать.

Саламар выглядел угасшим, измученным.

— Ты, вероятно, полагаешь, будто Саламар не способен сейчас и тритона убить, — проницательно заметил Конан, прочитав несложные мысли Эрингила. — Смею тебя заверить в том, что ты ошибаешься. Многие допускали эту ошибку, считая Саламара совершенно безобидным парнем. Он носит в себе такое оружие, какое неснилось даже самому разрушительному урагану. Кстати, именно из-за этого нас и хотели растерзать эти добрые люди.

— Поясни, — попросил Эрингил. — Времени у нас много, скрась нам путешествие.

— Вряд ли рассказ о бедах и неудачах способен что-либо скрасить, — засмеялся киммериец, — однако твою просьбу я выполню: ты спас нас и имеешь право знать, от чего.

Погляди внимательней на Саламара. Видишь эти отметины на его лице? Смею предположить, что вежливость и хорошее воспитание не позволили тебе разглядывать моего приятеля пристально, а напрасно — стоило бы присмотреться. Это вовсе не следы от ожогов или рябины, оставшиеся после дурной болезни. Это — кхитайские письмена. Перед тобой — человек-, наделенный очень неприятной особенностью: он переменяет судьбу. Только когда более низкой точки падения не существует, — к примеру, если ты больная шлюха, живущая на помойке и кашляющая кровью, — лишь тогда эта перемена участи бывает к лучшему. Во всех остальных случаях близость Саламара сперва опустит тебя на дно жизни и лишь потом начнет приподнимать над обстоятельствами. Понимаешь?

— То есть, богатые становятся в его присутствии бедными, процветающие — нищими, здоровые — больными и так далее? — уточнил Эрингил.

Конан весело кивнул.