Ник Харрис - Конан и ритуал Луны

Грумми вспомнил, как впервые пришел к Вариосу. Пришел просить помощи, как делали многие, когда случалась беда. Кто ж еще поможет, как не колдун? И колдуны, чаще всего, помогали, требуя за услуги плату — иногда небольшую, иногда огромную. Никто не знал, от чего зависел размер платы. Поговаривали — от богатства хозяина. Колдун, дескать, видит, с кого брать. Но Грумми знал много случаев, когда колдун начисто обирал бедняков, а с богатых брал гроши. Иногда — наоборот. Другие считали, что плата зависит от сложности и опасности задачи, за которую берется чародей. Как бы то ни было, Грумми готов был заплатить. Отдать последние деньги, только бы вернуть внезапно умершую мать.

Они с матерью жили достаточно уединенно. Грумми работал на строительстве домов — он был неплохим камнетесом — мать вела хозяйство, готовила вкусные обеды и ужины. И еще пилила сына за то, что он, дожив до тридцати лет, не обзавелся собственной семьей. «Давно пора, — ворчала мать, — передать хозяйство молодой жене, а ей, матери, отдыхать и нянчить внуков».

Но Грумми отшучивался — вот подзаработаю деньжат — и уж тогда!..

А потом мать внезапно умерла. Просто захрипела и стала падать — Грумми едва успел ее подхватить. Донес до кровати и обнаружил, что сердце матери не бьется, дыхание исчезло, а открытые глаза — не видят. Весь день Грумми обливался слезами, а к ночи пошел к башне колдуна. Вот так он и попал на службу к Вариосу. К мудрому и злому волшебнику.

Путь до темной, мрачной башни был неблизкий, и Грумми порядком устал, когда, наконец, уже глухой ночью, увидел зловещий силуэт, перстом указывающий в звездное небо. Долго стучался Грумми в дубовые двери. Гулко отдавались удары в темной башне. Наконец, откуда-то сбоку появился большой, черный, как сама ночь, кот. Тенью скользнул он к ногам человека, потерся, задрав хвост, затем уселся и с недовольным видом глянул на непрошенного гостя. Долго человек и кот смотрели друг на друга, затем кот исчез, а двери башни распахнулись и Грумми, ошалело вошел внутрь.

Из темноты на него надвигался странный силуэт. Казалось, навстречу двигалась сама тьма, сгустившись и приняв причудливую форму. Постепенно сгусток тьмы обрел очертания человека с сидящим на плече котом. Глаза кота горели неугасимым мрачным огнем.

Затем вспыхнул факел, и Грумми смог осмотреться. Башня была довольно тесной. Сложенная из грубо обтесанного камня, она выглядела невзрачно и неказисто. Если бы строил Грумми, стены были бы ровнее, а камни лучше подогнаны друг к другу. Посредине стоял большой стол, вокруг несколько скамеек, в углу — лежанка. У стены — простая деревянная лестница на второй этаж. Где-то наверху, вероятно на чердаке, ухали совы. А тут, на первом этаже, из угла слышался крысиный писк. Кот, сидя на плече хозяина, поводил ушами, но не рвался сражаться со своим извечным врагом.

Нельзя было сказать, что колдун погряз в роскоши. Но ведь случалось, что он брал за свои услуги огромные деньги… На что он их тратил? Или — копил?

— Что привело тебя ко мне, человек? — спросил колдун низким голосом.

Казалось, в его груди звучало гулкое эхо.

— Я… — начал Грумми и вспомнил о своем горе.

Бросившись на колени, он залепетал:

— Мать… умерла… я все отдам… помогите…

— Встань, — коротко приказал колдун. — Когда она умерла?

— Сегодня утром, — сказал Грумми

— Что ж, времени прошло немного… Я смогу оживить ее Ритуалом Луны, но за это ты должен будешь служить мне днем и ночью в течение трех лет!

— Я согласен, — прошептал Грумми.

— Хорошо. Завтра ночью тайно привезешь ее сюда. А пока… Днем ты должен сделать вот что…

С ужасом выслушал Грумми указания колдуна. Ну, взять горсть земли с самой свежей могилы — нетрудно. Поймать ядовитую змею — тоже несложно… Но похитить самую красивую девушку селения, связать и привести в башню!..

— Зачем? — осмелился он спросить.

Лицо колдуна слега перекосило усмешкой.

— Нам понадобится помощница. Или ты не хочешь вернуть к жизни мать?!

Именно тогда Грумми впервые разглядел колдуна. Крупный мужчина средних лет, не толстый, но плотного сложения, по-своему красивый, грубоватой, мужицкой красотой. Длинные вьющиеся волосы с проседью, аккуратно подстриженная борода, тоже серебрящаяся селимой. И черные брови, мрачно нависающие над глазами, когда хозяин чем-то недоволен. А сами глаза — немного неуместные на этом грубоватом лице — серые, умные, печальные. Глаза человека, познавшего все науки и прозревшего грядущее.

И не осмелился Грумми больше ни о чем спрашивать. И взял он земли со свежей могилы, и поймал змею, и заманил на окраину селения красивую девушку, связал ее и привез тайно в башню. Долго смотрел на нее Вариос, хмурил густые брови, потом приказал развязать, и запер на самом верху башни, вместе с совами и нетопырями.

А когда ночью привез Грумми труп матери, приступили они к самому страшному — к оживлению мертвеца. И еще до того, как труп стал подавать первые, ужасные признаки неестественной жизни, пожалел несчастный сын, что затеял это недоброе дело.

Начертил Вариос на каменном полу своей башни пентаграмму, зажег в каждом углу специальные, ароматные свечи. И вспыхнули линии пентаграммы, когда начал колдун читать заклинания.

Тяжелыми камнями падали страшные, нечеловеческие слова. Бросал чародей по углам своего чертежа порошки, и наполняли башню запахи — то ужасные, как смердение трупа, то ароматные, как благоухание цветущего сада. И бросил колдун голову змеи, и присыпал ее могильной землей, и тогда по телу мертвой женщины пробежали первые судороги. Она лежала в центре чудовищного чертежа, уже посиневшая, тронутая смертью, с пятнами на лбу и щеках, и скрюченные пальцы ее судорожно царапали пол.

— Нелуон, mayл, хомонореум, — нараспев читал Вариос, и труп содрогался в судорогах.

— Не надо, не надо — заткнув уши, шептал Грумми, — не надо, остановись, колдун, остановись…

— Клемиал, серугих… — Страшные хрипы раздавались из средины пентаграммы, мертвец стонал и кашлял, извиваясь, как недавно обезглавленная колдуном ядовитая змея.

Грумми зажмурился, обхватив руками голову. Что же мы делаем?! Мы идем против природы, против воли богов! Мы пытаемся отобрать у них то, что они взяли себе!

— Агла! Касоли! Варф! — кричал колдун, и мертвая — нет, уже не мертвая — старуха открыла глаза.

— Скорее! — крикнул Вариос. — Веди девушку! И подай мне жертвенный нож!

Грумми бросился наверх, второпях упал, расцарапал колени, раскровенил ладони, притащил сонную от выпитого накануне зелья, обнаженную девушку, поставил ее перед извивающейся в судорогах матерью, бросился за ножом…

И в этот момент в дверь постучали. Громко и требовательно. Так стучит вернувшийся домой хозяин — властно, нетерпеливо. Грумми вопросительно глянул на Вариоса. Колдун прислушивался, нахмурив брови. Просители так не стучат. Этот человек не просит — требует! И если дверь не открыть, он будет ее ломать. Но, может быть, удастся завершить ритуал…