Ник Харрис - Конан и ритуал Луны

— Мы пойдем откапывать клад?! — Рахима захлопала в ладоши.

— Пойдем, только добраться туда теперь нелегко. В тех краях опять появились шайки разбойников, и еще…

— И что еще? — встревоженным голосом спросила Рахима.

Конан замялся.

— И еще рассказывают о какой-то мертвой старухе, оживленной волшебством, которая нападает на путников. Я сразу вспомнил…

— Ту, что была в башне? Я помню смутно… Меня чем-то опоили…

— Да, там лежала явно мертвая, но дергающаяся в судорогах старуха… Думаю, это она…

— Но ты же ее не боишься, Конан? Ты же ничего не боишься?

— Колдовства, — сказал варвар, — боятся все. Но мы все равно поедем.

На рассвете следующего дня два всадника — северянин на огромном коне и закутанная в плащ девушка на быстроногом пегом скакуне — выехали из Шадизара в направлении Карпашских гор.

— Я боюсь, Конан, я боюсь старухи, — сказала Рахима

— Днем мы можем ее не бояться: нежить охотится ночью.

— Тогда я боюсь разбойников! Ты сам говорил, что в предгорьях от них нет проходу!

— Страх отнимает силы, — Конан привстал на стременах и огляделся, — постарайся не бояться.

— А я боюсь! Любимый, давай вернемся и будем лучше нищими!

— Нет, — проворчал Конан, — нищим я быть не согласен…

— Конан, — продолжала девушка, — а ты слышишь, как будто за нами кто-то едет? Стук копыт… Я часто его слышу…

Всадники остановились. Конан прислушался. Время шло… Нет, только испуганное дыхание его спутницы… Хотя… что-то издали донеслось… Нет, скорее всего, почудилось.

— Даже если кто-то и едет, что с того?

— Это за нами, — прошептала девушка, — я знаю… это за нами…

— Поспешим, нам нужно к закату достичь холмов, я там помню хорошую пещеру для ночевки. — И Конан пустил коня в галоп.

Тишина окутывала Рахиму мягким, тяжелым пологом. Но иногда из глубины пещеры ей чудились голоса. Да только ли чудились? Конану хорошо — он положил меч у правой руки, левой обнял ее и мгновенно заснул. Конечно, спит он чутко, но вдруг не успеет проснуться, когда их окружат те, чьи голоса доносятся из темноты?

Нечего сказать — хорошая пещера для ночевки! Уж лучше спать под открытым небом, видеть звезды… А тут… Давят мрачные каменные своды. Нависают, будто вот-вот обрушатся! Где-то мерно капает вода. И тишина. Мертвая, звенящая. А когда начинаешь прислушиваться — и долго, долго слушаешь тишину — из глубины пещеры доносятся голоса! Конан сказал, что не знает, как далеко простирается вглубь земли эта пещера… А значит, он не знает, кто тут может жить. А тут живут… Не может пещера быть совсем необитаемой. Кто-то тут живет, и это их голоса слышатся в тишине.

Рахима прижалась к горячему телу возлюбленного и постаралась ни о чем не думать. Он обещал, он клялся, что не прогонит ее… А кто знает — бог его, этот Кром… Как он относиться к клятвопреступникам? Может, вполне терпимо… Завезет в такую пещеру и бросит, а тут отсиживается та самая мертвая старуха…

Из темноты донесся усиленный эхом старушечий кашель.

«Нет, нет, — думала девушка, — старуха ночью охотится… Вот она и охотится… за тобой. Нет, в пещере она отсиживается только днем, а ночью она на охоте, бродит, ищет… А зачем ей бродить, если ты сама к ней пришла! Нет, она не здесь, она где-то далеко, мы еще туда не доехали… Ты не можешь знать, где она… Может, она уже рядом! Может, она уже приближается к тебе шаркающей, походкой!»

Рахима уткнулась в грудь Конана. Нет, она не может быть тут… она… Шаги! Послышались тяжелые шаркающие шаги. Так ходит ее мать, там, в селении, дома… Она уже старая, и ей трудно поднимать ноги, и она ими шаркает… Все старухи шаркают ногами. Вот и эта… Почему Конан спит, как мертвый? Мертвецы… Мертвецы тебя окружают! Надо его разбудить… А вдруг, все это мне только чудится? Разбужу, а он рассердится и бросит меня тут, на съедение страшной мертвой старухе — той, которая сейчас приближается к ним в темноте, шаркая ногами.

Шаги. Ближе. Уже гораздо ближе! Сейчас, вот сейчас она выйдет на лунный свет — уж лучше бы луна и не заглядывала в пещеру — и подойдет, вытягивая руки и глядя мертвыми тусклыми глазами. Да, именно так — ее неподвижные, подернутые пеленой смерти глаза — вперятся в меня, и я не смогу ни закричать, ни пошевелиться… Уже не могу! Уже. Я могу только смотреть и ждать…

Рассвет застал Конана и Рахиму уже в пути. Недовольно щурясь на яркий солнечный свет, девушка со смехом рассказывала возлюбленному о своих ночных страхах.

Вопреки ожиданиям, Конан не смеялся. Нахмурившись, он буркнул:

— Почему ты не разбудила меня?

— Но… я боялась… Ты стал бы смеяться…

Конан внимательно посмотрел на девушку.

— Я не стал бы смеяться. Следующий раз, если что-то услышишь, буди меня!

Рахима внезапно почувствовала озноб. Почему он так пристально на нее посмотрел? Может, она ему уже давно надоела? По телу прошла волна холода, и девушка плотнее закуталась в плащ.

И вот теперь Грумми, подавая хозяину чаши с порошками и стараясь не смотреть на светящиеся линии, вспоминал о том, как попал он к Вариосу. Уже два месяца служит он колдуну, и два месяца рыщет где-то его мать. Он слышал по ночам, как воет она у башни, как царапает окованные железом дубовые двери… Нет, не сможет он покинуть эту мрачную башню, даже и по истечении оговоренного срока. Если только… если только кто-нибудь не убьет этого страшного монстра… его мать, которая живет теперь ужасной, неестественной жизнью.

А по округе ходят рассказы о нападениях какой-то мертвой старухи, высасывающей кровь. Правда, некоторые рассказывали, что кровь пьет не старуха, а некий молодой пастух, бесследно исчезнувший… Другие говорили, о двух братьях, бывших раньше охранниками, но отставшими от каравана…

Как-то Вариос сказал странную фразу, которую Грумми запомнил, хотя и не сразу понял ее смысл. Волшебник почти не выходил из башни, но всегда знал, что творится в округе. И он сказал… Он сказал… «Тараканы начинают плодиться». Потом ушел наверх и долго не появлялся.

По настоящему задумался Грумми над смыслом сказанного, услышав однажды, как вторит высокому вою старухи более хриплый голос, потом еще один… и еще.

Как всегда вечером, перед сном, Грумми обходил башню. Проверил, закрыты ли двери. Попробовал решетки на окнах. Посмотрел, закрыта ли дверь в подземелье. Под башней, по словам хозяина, находилось обширное подземелье, в которое даже он, хозяин, никогда не ходил. Точнее, спускался только один раз — обследовать… Одного раза и хватило. На лице хозяина было странное выражение, когда он рассказывал о подземелье. Будто вспомнился ему давний, полузабытый страх. Пережитый и надежно запрятанный в глубинах памяти ужас, который внезапно вырвался и вновь овладел слабой человеческой душой.