Джон Робертс - Конан в цитадели мрака

Они поднялись по лестнице и обнаружили полный стол уже порядком набравшихся офицеров, однако те производили впечатление матерых профессионалов, одинаково опасных и умелых при любой степени опьянения. Во главе стола сидел мужчина, казавшийся на первый взгляд жирным, но при более пристальном рассмотрении обнаруживалось, что он просто дюжий, как винный бочонок, и обманчивая оболочка скрывает железные мускулы. Он носил кольчужную безрукавку, плоские кольца были обшиты золотом с вырезанными охранными заговорами. Он указал на табурет по соседству со своим креслом.

— Садись, чужестранец. Выпей чего-нибудь. — Голос был низкий и хриплый.

Конан сел и поднял кубок чеканного серебра:

— Здоровье твоего превосходительства.

Кэтчка поднял свой кубок:

— И твое. — Оба выпили, затем генерал продолжил: — Ты и твой маленький отряд привлекли мое внимание сразу по въезде в город. Я тут же пожелал побеседовать с тобой, но вы показались мне уставшими после долгой скачки, и я решил, что лучше будет сперва позволить вам подкрепиться.

Тяжелый винный дух был способен свалить с ног, но слова генерала оказались достаточно ясны.

— Я высоко ценю твою учтивость, — сказал Конан. — Чем могу служить?

По другую сторону от киммерийца сидел высокий, пышно одетый мужчина с узким, скуластым лицом и резко очерченным носом.

— Я визирь Акба, — вступил он в разговор, — военный губернатор его величества в северном округе. Мы с генералом немного поспорили в отношении твоего отряда. Могу я узнать твое имя?

— Я Конан из Киммерии.

— Киммерия? — переспросил Кэтчка. — Где это?

— Это страна далекого севера, — объяснил визирь, — еще дальше Аквилонии. Я никогда не сталкивался с представителями твоего народа. Как ты забрался столь далеко на юг?

— Я командир отряда наемников. На севере сейчас не много войн. Я со своими людьми ищу спокойное, мирное место, где бы мы смогли потратить наше жалованье и подождать новых возможностей для нашего ремесла.

— Позволь заметить старому солдату, — сказал Кэтчка, — что твои люди обнаруживают весьма мало дисциплины, принятой среди профессиональных солдат.

— Это нерегулярное войско, — ответил Конан.

— Нерегулярное. Понимаю, — сказал визирь, ухмыляясь, будто бы все оценили шутку.

— Пока вы не будете причинять здесь беспокойств, — сказал Кэтчка, — вы можете оставаться сколь угодно долго, покуда это относится ко мне. Что же касается горожан, то они будут оказывать вам гостеприимство, пока не кончатся ваши деньги.

— К этому я привык, — сказал Конан.

— Не сомневаюсь, что в этих краях у вас нет никаких дел с бунтовщиками, — проговорил Акба.

— До сего часа мы даже не слышали о них, — уверил его Конан. — Меня не интересуют чужие войны, за исключением тех, на которые я нанимаюсь. А судя по моему опыту, мятежники редко обладают деньгами, чтобы платить профессиональным воякам.

— Это хорошо, что ты мыслишь подобным образом, — сказал Кэтчка, вновь наполняя кубок гостя. — Продолжай в том же духе, и мы останемся друзьями.

— Кто эти мятежники? — спросил Конан. — Меня не интересуют их побуждения, ведь мы пересекли Ильбарс только вчера, и, пока не увидели этот город, нам попадались только деревни и мужики с кислыми рожами. Но раз уж здесь война, я бы хотел знать, кто с кем дерется.

— Это мудро, — сказал визирь. — Тогда знай, что Его Безмятежное Величество Ксаркас Девятый занимает свой совершенный трон милостью повелителя нашего Митры уже семнадцать лет. — Придворный выговаривал тираду с таким выражением, будто это было обязательное вступление к любым речениям, относящимся к королю. — По его вступлению во царство, в соответствии с обычаем, учрежденным шесть столетий назад основателем династии Джарисом Величайшим, он удавил всех своих братьев, дабы не возникало споров о наследовании и мир воцарился по всей этой земле. Это жестокий закон, но мудрый и справедливый. Смерть нескольких лишних принцев лучше, чем разорение всего народа в междоусобной войне.

— Это широко применяемый обычай, — подтвердил Конан, — хотя до сих пор я никогда не посещал страны, где он был бы освящен законом.

— Джарис Величайший был человеком дальновидным и проницательным, — сказал визирь, — и он утверждал, что ничто не может быть более чрезмерным, чем чрезмерность королевской семьи.

— Не берусь с ним спорить, — проговорил Конан.

— Иногда принц уходит из поля зрения, — сказал Кэтчка. — На этот раз наложница скрыла тот факт, что у нее есть ребенок. Она втайне произвела на свет звереныша, и рос он у ее родичей, здесь, на севере. Теперь, когда юноша вырос достаточно, чтобы возглавить их, семейство его матери объявило его истинным наследником и подняло бунт.

Конан застыл, не донеся кубка до рта.

— Сын наложницы? Его принимают всерьез?

— Возможно, наш закон отличен от привычных тебе, — сказал визирь. — Наследником является сын предшествующего короля от законной жены или наложницы. Вот и все. Всех принцев королевской крови обучают военному делу и управлению государством, как если бы каждый являлся единственным наследником. До неизбежной кончины короля… — Он пожал плечами, показывая самоочевидность дальнейшего.

— Когда победитель в сваре забирает все и самый безжалостный наследует трон, — закончил за него Конан. — Снова Джарис Величайший?

— Именно так, — подтвердил Акба. — Но я должен подчеркнуть, что Джарис Величайший ценил ум так же высоко, как отвагу, и победителем чаще всего оказывался тот сын, который первым накладывал руку на королевскую сокровищницу. А это требует незаурядного искусства.

— Да, это преданность солдат, которые и решают, кто будет королем, — сказал Конан. — И не только мы, наемники, верны прежде всего тому, кто платит.

— Все это верно, — согласился визирь. — В любом случае знай, что в этом округе есть бунтовщики. Мятеж невелик, и мы без труда подавим его. Но земля здесь обширна, и у взбунтовавшихся псов есть много укрытий и крепостей, а мы должны выжать всех их оттуда, дабы сокрушить гадину. Не ошибись, позволив им вовлечь себя в это дело.

Конан выбрал способ получше уверений в своей дружбе или лояльности. Он просто пожал плечами:

— Раз они бедны, мне с ними делать нечего.

— Ну и прекрасно, — сказал Кэтчка. Он подвинул к киммерийцу блюдо обвалянных в меду сладостей. — Попробуй. Они здесь особенные.

Конан откусил кусочек. И в самом деле, вкус был восхитительный. Медовая оболочка скрывала рубленые орехи и финики в нежнейшем тесте. Киммериец понимал, что касательно мятежа эти двое многое оставили недосказанным, понимал и то, что будет куда безопасней справиться об этих упущениях у кого-нибудь другого.