Мартин Романо - Всадники бури

Неотрывно, не позволяя себе даже моргнуть, Насинга глядела на скалу в виде птицы и на голубую звезду над ней. Внутри нее все как будто замерло в напряженном ожидании.

— Это скала Черного грифа, — сказала Серидэя, и при этом глаза ее торжественно сверкнули.

— Скала Черного грифа, — не без опаски повторила маленькая вендианка. — Ты летишь к ней? — И не дождавшись ответа (впрочем, она в нем нисколько и не сомневалась), добавила: — Зачем?

— Ты очень нетерпелива, Насинга, — с ласковой укоризной в голосе обратилась к ней Серидэя. — Потерпи!

Вскоре они приблизились к самой скале. И только тогда маленькая вендианка поняла, почему она показалась ей черной: невообразимое множество огромных черных грифов сплошь усыпали ее. Птицы оглушительно галдели, хлопали своими длинными остроконечными крыльями. Как только они заприметили Серидэю, все разом сорвались со скалы и полетели к ней навстречу. На Насингу же они не обращали ровно никакого внимания, некоторые из них даже пролетали сквозь тело девочки, как если бы ее и не было. Маленькая вендианка не сразу вспомнила о том, что ее ведь, на самом деле, и не было здесь, рядом с Серидэей — просто она столь явственно видела, слышала, переживала все происходившее, что совсем уже позабыла об этом.

— Не бойся, — обратилась к ней Серидэя. — Они не могут видеть тебя.

Внутрь скалы вел небольшой узкий проход. Серидэя залетела в него, вслед за ней и все птицы. Сначала было так темно, что Насинга не могла разглядеть ничего. Только как и прежде светился во мраке голубой дианирин в ее перстне. А потом вдруг возникло какое-то неяркое сияние, тоже голубоватое. Правда, Насинга почему-то никак не могла понять, откуда оно исходило. Серидэя и птицы все летели, то взмывая вверх, то опускаясь. И маленькая вендианка не переставала удивляться тому, как велика была скала Черного грифа.

Наконец, они достигли огромного, ярко освещенного зала. Никогда прежде Насинге не приходилось видеть такого великолепия, какое было здесь, даже в Айодхийском дворце.

Зал имел форму круга. А высоченные, искусно инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями стены вздымались, плавно переходя в потолок и таким образом создавая купол. В самом верху, в центре этого купола ныло устроено круглое, обнажавшее небо отверстие. И в него, озаряя весь зал своим ярким светом, заглядывала голубая звезда. У стен, также описывая круг, располагались широкие яшмовые скамьи. Птицы, уже прекратив галдеть, уселись на них. И… Насинга не успела и глазом моргнуть, как черные грифы вдруг обернулись женщинами. Все они были молоды и красивы. С белыми или, скорее, мертвенно-бледными лицами, безупречно стройными телами и длинными, ниспадавшими чуть ли не до колен волосами. На женщинах были светлые одеяния.

Серидэя, которая, конечно же, тоже успела принять человеческий облик, выделялась меж всех не только лазурным цветом своего расшитого серебром платья, но и особенной величественной статностью. Она села на огромное золоченное кресло в самом центре зала. Все глядели только на нее, с трепетным почтением и бесконечным восхищением, будто в их глазах Серидэя была сошедшей с небес богиней.

Насинга также неотрывно глядела на свою наставницу. Девочка вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хотелось стать похожей на Серидэю. быть такой же красивой и сильной, как она. Это смутило и даже немного напугало маленькую вендийку. Прежде она хотела походить только на маму, Дэви Жасмину, нежную, добрую и прекрасною красотою, мягкой и хрупкой, как цветок. Серидэя же была совсем другой. И хотя Насинга не знала от своей наставницы ничего кроме ласки, ее чуткое детское сердце чувствовала неизменно веявшую от той ледяную холодность.

Серидэя громко обратилась к сидевшим вокруг нее на широких яшмовых скамьях женщинам. И маленькая вендианка впервые смогла услышать ее голос, не тот, что так часто звучал у нее в голове, а другой, который можно было воспринимать лишь обычным слухом.

При этом девочка не понимала ни единого слова из речи Серидэи, ведь та сейчас говорила по-косальски. Женщины что-то отвечали ей. Их голоса были звучны и глубоки, как и голос самой Серидэи.

И вдруг звезда, заглядывавшая в зал из отверстия во вздымающемся куполом потолке начала медленно менять свой цвет. Из голубого она окрашивалась сперва в бледно-желтый, затем в розовый и, наконец, приобретая огненно-красный цвет. Насинга почувствовала сильное, с трудом переносимое жжение на пальце. Дианирин в перстне тоже поменял цвет, став, как и звезда, ярко рыжим. А золотистые крапинки в нем теперь то появлялись, то исчезали, точно резвясь в каком-то неугомонном магическом танце. Насинга попыталась снять перстень, но у нее ничего не получалось.

У самого кресла Серидэи вспыхнул костер — вспыхнул, как будто из ничего. С каждой секундой его оглушительно трещавшее пламя поднималось все выше. Рыжие языки огня тянулись наверх, к звезде, как тянутся беспомощные детеныши к материнской груди. Все, и Серидэя и сидевшие на скамьях женщины, глядели на пламя, словно зачарованные. Их губы беззвучно двигались. Руки были протянуты к огню. Воздух наполнялся зловонием, и чем дальше, тем труднее было дышать.

И тут Насинга с ужасом обнаружила, что лица женщин постепенно начали меняться, становясь морщинистыми, сморщенными и безобразно уродливыми. Только одна Серидэя нисколько не изменилась. Ее белое, как алебастр, лицо по-прежнему было сказочно прекрасно. Но в огромных темно-зеленых глазах торжественно сияло что-то алчное и отпугивающее. Взгляд Серидэи вдруг метнулся к Насинге и обжег ее. Вслед за ней на маленькую вендианку взглянули и все остальные, будто могли видеть ее. Сердце Насинги тревожно колотилось в груди. Маленькое хрупкое тело охватила беспощадная дрожь.

А потом Насинге вдруг показалось, что ее подхватила какая-то огромная магическая сила. Будто взятая во власть какого-то неудержимого урагана, девочка беспомощно металась по залу. Перед глазами внезапно стало совсем темно. А в голове, пульсируя, отчетливо звучал голос Серидэи.

— Не бойся! Не бойся! — повторял голос.

Как мимолетные проблески, темноту разрезали огненно-красные сполохи. Не различая ничего перед собой, Насинга все же осознавала, что была уже не в зале, внутри скалы Черного грифа. Она снова летела куда-то, но не подталкиваемая кем-то, а сама, ровно и свободно. Ее волосы ласково теребил мягкий ветерок. Грудь глубоко вдыхала прохладный ночной воздух.

— Серидэя! — позвала Насинга. Наставница ей не ответила. Хотя девочка была уверена, что та находилась где-то здесь, подле нее.

Насинга все летела. Она совсем потеряла счет времени. Целой вечностью казалась ей каждый миг этого удивительного полета.