Ольга Григорьева - Берсерк

Я усмехнулся. Левеет остался наивным мальчишкой. Только такой простачок, как он, мог принять за правду охотничьи байки. Однако откуда охотники с Венира могли узнать о женщине с разбитыми губами?

– Старший охотник сказал, что Лесная неправильно говорила по-нашему…

Да. Я помнил ее речь. Словенка хорошо говорила на моем языке, но все-таки как-то не так… А если из охотничьего рассказа выбросить медведя и птиц? Мужики с Венира натолкнулись в лесу на женщину. Высокую, с темными волосами и разбитыми губами. Она умела драться и, наверное, до полусмерти напугала охотников. Горе-вояки сбежали, а в оправдание придумали страшного медведя и воронов…

– Враки! – уверенно заявил Скол. Левеет обиженно насупился:

– Нет! Не враки! Потом охотники пошли по ее следам. Лесная Баба обходила все усадьбы и сторонилась людей. Тогда они поняли, что столкнулись с лесным духом, и перестали ее преследовать.

Это походило на правду. Хитрая и умная словенка знала, что ее ищут, и обходила стороной все усадьбы. Я в восхищении прищелкнул языком. Не всякий воин выживет один в лесу в холодную зиму! Да, эта женщина была особенной, и мне не следовало обижаться на слова Лисицы!

– Куда вели следы? – спросил я пастуха. Он обрадованно улыбнулся:

– К морю.

К морю… Я задумался. Если идти от Венира к морю, то где-то по дороге должна стоять моя бывшая усадьба-Конечно! Моя усадьба! Вот о чем пытались сказать мне боги, вот почему затмили глаза и позволили увидеть Ингрид вместо обыкновенного зверька! «Приходи ко мне, она ждет…» Пустая, горелая усадьба – вот куда манило меня ночное видение! Словенка пряталась в моем же доме!

Я расхохотался. Люди Свейнхильд облазили все уголки леса, но не догадались посетить сожженную усадьбу! Хотя откуда они могли знать, что беглянка перейдет несколько озер, обогнет глубокий фьорд и отыщет надежное убежище?

Я вытащил из-за пояса золотое обручье и протянул его пастушку:

– Ты правильно сделал, что догнал нас, а теперь возвращайся. Мне нужно навестить место, где умерла моя жена…

Четыре лета прошло с того дня, когда я впервые попробовала перейти через Маркир. Я повторяла эти попытки еще много раз, но всегда возвращалась в заброшенную усадьбу. Маркир был неприступен. Он поднимался на моем пути высокими каменными стенами или перегораживал путь быстрыми горными потоками, а то и вовсе водил кругами, как старый, упрямый Лешак. Однажды я почти одолела его, но сорвалась с уступа, повредила ногу, приладила на нее лубок и едва добрела назад.

К весне я уже снова готовилась к походу. Теперь не оставалась сомнений, что Хаки живет в Норвегии. Это его урманские боги-защитники путали меня в лесу, сбрасывали со скал и не позволяли добраться до хранимого ими берсерка…

Боль от потери Глуздыря притупилась, и за несколько лет одиночества я почти забыла о нем, а Мудрость и Память так и жили на соседней обгорелой березе. Вороны привыкли к подачкам, обленились и теперь редко улетали от дома. Зато научились воровать и ссорились из-за любого пустяка. Разодравшись, они долго не могли успокоиться и, как сварливые бабы-соседки, нудно и хрипло ругали друг друга. Этой ночью меня опять разбудили их крики.

– Надоело! – вскакивая, рявкнула я и кинулась к дверям. Лучина едва тлела, и в темноте моя нога зацепилась за какое-то препятствие. Я, выругавшись, потянулась к лучине и вдруг услышала спокойный, знакомый голос.

– Надо же, ты еще не забыла человеческую речь! – насмешливо произнес он.

От неожиданности я шарахнулась назад:

– Хаки?! .

– Придержите ее, – приказал все тот же голос. Сколько раз он чудился мне во сне!

Сильные руки сдавили мои локти. Ничего не соображая, я отчаянно забилась. Человек с голосом Хаки подпалил лучину. Яркие блики запрыгали по его лицу. Да, это был Хаки. Его волосы, губы, серые холодные глаза…

– А ты осталась прежней.

Голос берсерка звучал ласково и нерешительно, совсем иначе, чем на корабле или в доме Свейнхильд. Казалось, он не верил, что встретил меня, и тайно радовался этой встрече. Хотя почему тайно? Наверняка он был рад, что сумел отловить беглую рабыню…

Я повернула голову и покосилась на его спутников. Они не были людьми Лисицы. Высокий рост, смуглая кожа, черные волосы и темные глаза… Греки? Как они здесь очутились и почему слушались приказов Волка? А может, это все-таки сон?

Я еще раз дернулась. Один из чужаков вывернул мою руку, боль ударила под лопатку. Нет, не сон…

– Как ты меня нашел? – стараясь не выдать отчаяния, прошептала я.

Хаки улыбнулся еще шире. Теперь он веселился от души.

– Охотники, – коротко пояснил он. – Те, которых ты напугала. Кое-что в их сказке смахивало на правду, и я решил поверить.

Понятно. Он был умен, этот берсерк. Умен и красив. Хорошо, что его не убили в дальних походах…

Я и сама не знала, почему чувствовала облегчение, глядя на живого и невредимого врага. «Это потому, что хочу сама прикончить его!» – решила я, но что-то внутри воспротивилось этому доводу. «Ты давно уже сдалась, —шепнуло оно. – Признай же свое поражение! Откажись от убийства!» – «Нет!» Шепот невидимого предателя затих. В чем-то он был прав: смерть матери и родичей – дела давно минувшие, но мары… Потерять душу страшнее, чем прикончить какого-то урманина, даже если этот урманин стал понятен и близок. Мары будут убивать меня медленно, изо дня в день превращая в живого мертвеца…

– Говорили, что ты в Норвегии, – не желая думать о страшном, громко сказала я.

Хаки воткнул лучину в расщелину между бревнами и со вздохом опустился на лавку. Его взгляд обежал мое убогое убежище, на миг остановился на заготовленных для похода веревках, ощупал кучку шкурок в углу и вернулся к моему лицу.

– Да я живу в Норвегии, а сюда пришел за тобой.

– Знаю, – засмеялась я и, надеясь возродить в душе былую ненависть, едко заметила: – Такому зверю, как ты, и в голову не пришло бы просто навестить родные места…

– Не пришло бы, – как-то равнодушно согласился Хаки, а потом встал и приказал своим подручным: – Свяжите ее. Да покрепче, не глядите, что баба.

Меня потащили из клети. На дворе, громко каркая, кружились встревоженные Мудрость и Память. Птицы давно уже привыкли к одиночеству и теперь пытались отогнать от своей кормушки незваных гостей. Сидящий на бревне человек отмахивался от них и ругался. «Скол, – вспомнила я. т– Кормщик на „Акуле“». Рядом со Сколом сидел еще один, незнакомый, воин. Орущие над головой вороны надоели ему.

– Проклятые птицы… – пробормотал он и вскинул лук. Глаз урманина чуть сузился, в блестящем зрачке закружился черный крылатый силуэт…

– Не стреляй! – Я вывернулась и махнула воронам: – Прочь! Пошли прочь!