Ольга Григорьева - Берсерк

– Внизу, Хаки! – закричал Скол. Я скосил глаза на темную, бьющуюся о борта воду. Если успею увернуться, то Трор упадет в море. Жаль терять такого воина…

Словно проверяя прочность настила, Черный затопал ногами. Ноги! Вот где мое спасение! Я никогда не дрался ногами, да и никто не дрался. Это казалось смешным и нелепым, но нынче выбирать не приходилось. Трор закусил губу и пошел вперед. Я отшвырнул меч, услышал горестный вскрик Скола, чуть согнул ногу и неожиданно резко выбросил ее вверх и вперед. Подбородок Черного запрокинулся, огромное тело замерло и качнулось. Есть! Глаза Трора уже затягивала тусклая пелена беспамятства. Я повернулся и еще раз ударил его ногой, но уже в грудь. Он не простоял и мгновения – рухнул, как срубленное дерево, и замер. Я соскочил с носа драккара и подобрал меч. Скол озадаченно потер затылок:

– Где ты учился так драться?

– Жить захочешь – научишься, – ответил я и приказал: – Оттащите его… Чтоб не мешался под ногами…

Воины робко приблизились к распростертому Трору. Боялись… Этот страх был посильнее, чем тот, навеянный глупыми ночными рассказами мальчишек.

Я убрал меч, вытер лицо, прикрикнул на отпустивших весла гребцов-хирдманнов и подошел к Джании. Она сжалась. Знала, что заслужила наказание. Но я даже не ударил ее, просто приподнял за подбородок и тихо сказал:

– Попробуешь еще раз – сдохнешь, как собака! Она поспешно закивала и поползла на корму. Я прижал ее ногой к палубе:

– И еще. Трор ранен, и ты будешь лечить его. Не вылечишь – на себе узнаешь гнев потомка богов!

– Я буду хорошо лечить его, хозяин! – прошептала рабыня.

Я отвернулся, подошел к мачте и опустился на настил. Ноги дрожали, будто после долгого бега, а где-то внутри, груди билась уже давно знакомая боль. Она жила во мне с того памятного пира у Серой Шкуры.

Стараясь успокоиться, я прикрыл глаза. Теперь уже никто не шептался и не рассказывал нелепых историй. Должно быть, юнцы сильно испугались. Они и не подозревали, что такое настоящая схватка. Теперь будут знать…

Сзади зашуршал Скол. Кормщик сел рядом и вздохнул:

– Ты поступил очень мудро, Хаки, но теперь тебе будет трудно.

Я и сам знал это. Не многие поймут, почему я заступился за Джанию и чуть не прикончил собственного друга. Придется объяснять. Но и после объяснений согласятся не все. Рабыня подняла руку на свободного человека и заслужила смерти, а я даже не наказал ее.

– Не нравится мне вся эта затея, – продолжал Скол, но я не дал ему договорить:

– Знаю. Оставь меня.

Кормщик замолчал, а потом заметил впереди высокие, будто нависшие над морем каменные громады гор и вскочил:

– Нервасунд!

Все закричали. Мало кто из норманнов преодолевал Нервасунд. Это было опасное место, где водили хоровод дочери Ран Похитительницы, а их мать пряталась в подводных скалах и там поджидала свои жертвы. Она швыряла корабли на острые камни, чтобы не пропустить их в Море Среди Земель. А еще в Нервасунде ходили страшные огненосные корабли арабов. Трор называл их дромонами.

Все забыли про рабыню и про драку. Гребцы навалились на весла.

– Ближе к берегу! – крикнул Скол. – Ближе к берегу!

– Льот, пусти его! – приказал я, и Льот уступил кормщику руль.

– Хэй-я! – подгоняя гребцов, крикнул я.

– Хорошее время. Ночь, арабов нет, – пробормотал Скол. – Жаль, без ветра не успеем до отлива…

–Успеем, – заверил я и приказал, чтобы на весла сели все воины: на каждое по двое.

«Акула» понеслась вперед с невиданной скоростью. Берег подходил все ближе. Он поднимался перед нами высокой, засиженной чайками скалой. Волны лизали ее мрачные уступы, а белые птицы кружились над нею, словно прощались с отважными мореходами.

Скол приподнялся, взглянул на скалу и обрадованно завопил:

– Начинается! Вперед!

– Эй-ха! – Гребцы потянули весла.

Перевязав рану какой-то тряпкой, очнувшийся Трор уселся рядом со мной. Он ничего не сказал. Да и что он мог сказать? Мы оба были виноваты в этой глупой драке…

Течение и наши усилия несли «Акулу» вдоль берега. Черные валы поднимались по скользящей рядом скале все выше и выше, и казалось – еще немного, и нас вознесет на самую вершину, к белым, тревожным птицам, почти к самому Асгарду [71]…

– Скорее! – торопил Скол. – Скорее! Он озабоченно вглядывался в небо и шевелил губами, будто шептал заклинания, но я знал, что это не так – Скол отмерял время, чтоб точно знать, когда хоровод дочерей Ран повернет обратно.

Кто-то из юнцов жалобно застонал.

– Греби, щенок! – обернувшись, заорал я. – Гребите все, если хотите жить! Утром здесь будут дромоны!

Еще какое-то время я подбадривал гребцов, а потом перестал и уже не видел, как один за другим они бросали весла. Юнцы сдавались, а «старики» понимали, что есть лишь один способ выжить, и упрямо боролись с течением. Я тоже. Мир перевернулся и стал моим врагом. Я бился с ним, как с самым страшным чудовищем, и ничего не чувствовал, только тяжесть весла и желание победить. Наперекор Ран я заставлял «Акулу» ползти вперед, но с каждым гребком она двигалась все медленнее и Медленнее…

Рядом захрипел Трор. Его могучие руки отказывались служить. Упадет на весло, придавит, и я не справлюсь!

И тогда впервые в своей жизни я взмолился.

– Помоги же, Черный! – прохрипел я. – Помоги! Он скосил мутные глаза, качнул тяжелой головой и снова налег на рукоять. Из груди викинга вырвался протяжный стон и… «Акула» пошла вперед! Нет, не пошла – полетела…

Рывок, еще один, еще… Пот застилал глаза, и я уже ничего не видел, только слышал громкие команды Скола.

– Хэй-я! – кричал он. – Хэй-я! – А потом вдруг восторженно заорал:

– Все! Хаки! Все!

Я поднял голову и огляделся. Зеленые невысокие берега, что-то вроде залива, рассвет, тишина и никого вокруг…

– Мы прошли, Хаки! – кричал Скол. – Прошли! Нам повезло! Мы миновали самые опасные места до того, как начался отлив!

Я посмотрел на кормщика. Он хорошо поработал провел «Акулу» через неведомый пролив без сучка и задоринки. А впереди лежало чужое море и где-то далеко за ним – золото, о котором всю жизнь мечтал мой отец.

Мы уже два дня плыли в Море Среди Земель, а рана. на плече Трора не заживала. То ли мешала изнурительная жара, то ли нехватка еды и воды, то ли тяжелая работа, но обвинять в этом рабыню я не мог. Джания целыми днями сидела возле раненого викинга. Она терпеливо перевязывала Трора и даже старалась во время сна прикрыть его теплым покрывалом, но ее заботы пропадали впустую. Трору ничего не нравилось: ни ее перевязки, ни ее услуги, ни ее покорность…

– Я не дитя, чтоб за мной баба ходила! – возмущался он. Я кивал, но Джанию не останавливал. И к берегу не подходил. Берег лежал где-то с правого борта, но мы его не видели, а определяли по серым, пролетающим над драккаром птицам. Скол одобрял мое решение не подходить к чужим скалам.