Дуглас Брайан - Вендийская демоница

С этим она осторожно провела пальчиком по виску чернокожего. Он зажмурился, как большой пес, которого ласкает господский ребенок. На крупных мягких губах негра появилась улыбка.

— Кром! Она заигрывает с ним! — пробормотал Конан, потрясенный.

— Ну как, тебе понравилось? — спросила кузина.

Чернокожий кивнул и отодвинулся, позволяя молодой женщине войти. Та провела рукой по его волосам и проскользнула мимо, в комнату Масардери.

Как только она скрылась из виду, Конан тихо свистнул. Все трое братьев повернулись на этот свист и увидели, что киммериец выглядывает наружу.

— Эй, зайди-ка ко мне сюда, — позвал Конан того из них, с кем только что разговаривала кузину в желтом. — Есть одно дельце…

Негр поднялся и быстрым гибким движением скользнул в комнату к Конану. Он остановился в дверях. Киммериец протянул ему кувшин с вином.

— Глотни, освежись.

Негр осторожно отхлебнул вина и вдруг широко улыбнулся, сверкнув зубами.

— Нравится? — Конан ухмыльнулся ему в ответ. — Мне тоже.

Он отобрал кувшин и в свою очередь приложился. Затем обтер губы и продолжил:

— Эти три женщины, кузины госпожи, — они часто к ней заглядывают, не так ли?

— Они хотят ее развлечь, — объяснил негр, кося глазами в ту сторону, где находилась спальня госпожи.

— А что это за средство от головной боли?

— Не яд, — ответил негр кратко.

— Я тоже полагаю, что это не яд, — согласился Конан. — Ведь она намазала тебя на глазах у троих свидетелей. Если ты умрешь, все сразу поймут причину. Нет, это вовсе не яд… Но что это?

— Она проделывает это уже не в первый раз, — сообщил негр. — Это любовное зелье. Оно пробуждает в мужчинах и женщинах желание любви.

— Откуда ты знаешь?

— По его действию, — просто ответил чернокожий. — Эти три дамы не слишком привлекательны, не так ли? Ни для белого мужчины, ни для черного. Но когда она приходит со своим пузырьком, желание пробуждается во мне. И я ложусь с ней, как она того хочет.

— Иными словами, эта девица в желтых покрывалах пользуется своим снадобьем, чтобы разбудить в тебе плотскую страсть?

— Во мне и в моих братьях, — сказал негр.

Судя по тому, как спокойно он держался, он не находил в действиях женщины ничего предосудительного. Конан знал, что для многих чернокожих соединение мужчины и женщины не заключает в себе ничего священного или таинственного; это просто обычная часть жизни, такая же, как еда или сон. И если какая-то женщина не пробуждает в мужчинах естественного желания, она должна воспользоваться снадобьями и заклинаниями, иначе ее жизнь будет неполна.

Сам Конан не терпел насилия в подобных делах, ни грубого физического, ни тонкого, связанного с магией. Он всегда считал, что любовь — это дело добровольного согласия между мужчиной и женщиной.

Но чернокожий, похоже, держался совершенно иного мнения. По-своему он жалел некрасивых кузин прекрасной госпожи Масардери и готов был им помочь по мере своих сил. А то обстоятельство, что они с помощью приворотного зелья облегчали задачу, вызывало у него только одобрение.

— С тобой и твоими братьями все понятно, — кивнул Конан.

Чернокожий опять улыбнулся,

— В этом есть тайна, — сказал он. — Они священные сестры, а мы — священные братья.

— Но они вовсе не родились в один день, — возразил Конан. — У них разница в возрасте несколько зим.

Негр торжественно покачал головой.

— Мы решили считать их священными сестрами. Это оправдывает наш выбор. Обычно люди нашего племени женятся только на тех, кто способен, как и мы, производить на свет более троих детей одновременно. Но у нас нет выбора. В земле белых людей нет таких, кто был бы похож на нас в этом.

— А я еще считал, будто лишь кхитайская философия в состоянии оправдывать любое человеческое действие! — вздохнул Конан. — Но вот о чем я хотел тебя спросить: для чего твоя дама потащила свое приворотное зелье госпоже Масардери?

— Для того, чтобы госпожа Масардери также испытала любовный голод и утолила его с тем мужчиной, который этого жаждет.

Ну да, разумеется!

Чернокожий не видел в подобном поступке ничего предосудительного. И кузины с легкостью воспользовались его доверчивостью, чтобы заставить Масардери сделать то, о чем она впоследствии пожалеет.

— И кто же тот мужчина, который жаждет госпожу? — продолжал спрашивать Конан.

— Их несколько, и ты в том числе, — с детской искренностью и простотой ответил чернокожий. — Но сейчас, я полагаю, речь идет о Кэрхуне. Он давно смотрит на госпожу, облизываясь. Он места себе не находит. Бегает по комнатам взад-вперед, вздыхает, грызет себе руки.

— Ты уверен, что он вожделеет именно госпожу Масардери?

— А как же иначе? — Теперь чернокожий выглядел совершенно сбитым с толку. Чего же еще можно вожделеть, как не ее прекрасное тело? У нее доброе сердце, и это видно по ее лицу, а что до ее тела, то оно как сладкий лед в жаркий день…

— Так и хочется облизать, — заключил Конан, мрачнея. — Стало быть, эти девицы уже приступили к своему колдовству, а вы, глупые негры, этому не помешали… Ладно, не помешали вы, так вмешаюсь я.

— Что ты хочешь делать? — Негр вдруг испугался, видя, каким мрачным сделалось лицо Конана.

— Пожертвую собой, — ответил киммериец.

Он поднялся и вышел из своей комнаты. Озадаченный негр последовал за ним.

В покоях госпожи Масардери было прохладно, там царила мягкая полутень. Сама госпожа лежала на постели и рассеянно передвигала фигурки той самой игры, в которую она играла, когда гигантский леопард напал на нее в ее собственном доме в Акифе. Кое-каких фигурок не хватало, но Масардери этого, казалось, даже не замечала.

В комнате слегка пахло ванилью и еще какой-то приятной травяной смесью. Чуткие ноздри варвара дрогнули: он сразу ощутил присутствие слабой магии. Молодая женщина этого, впрочем, не замечала.

Заслышав шаги, она подняла голову и приветливо улыбнулась:

— Это вы! Я рада вас видеть. Садитесь на мою постель, поболтаем.

Конан сделал несколько шагов вперед и закрыл за собой дверь.

— Кажется, здесь побывала ваша кузина?

— Да, очаровательная женщина. Не слишком красивая, если судить по обычным меркам, и не слишком умная, но добросердечная… и в общем и целом настоящая женщина. В последнее время она просто расцвела — равно как и ее сестры. Удивительно, как благотворно сказывается на них путешествие!

— Это точно, — согласился Конан. — А вы не обращали внимания также на то, как расцвели и похорошели ваши чернокожие рабы?

— Что? — изумилась Масардери. — При чем тут мои чернокожие рабы?

— Да так, ни при чем… — Конан многозначительно вздохнул и отвел глаза.

Ай да девицы-кузины! Быстро же они нашли себе развлечение!