Андре Олдмен - Древо миров

— Тогда ты отправишься по Темной Реке на поиски. Если тебе повезет, ты сможешь ее вернуть. Остальное сделаю я.

— Скажи только, откуда я должен начать… И как?

— Прямо отсюда. Белый Скакун перенесет тебя ко входу, дальше пойдешь сам.

Она указала под ноги короля, и он увидел, что стоит на белой кобыльей шкуре, расстеленной посредине комнаты. Мартога приказала ему сесть, скрестив ноги, Дагеклан и дядюшка Гнуб расположились на лавке возле стены.

Конн сгорал от нетерпения, ожидая, что колдунья сразу же приступит к исполнению обряда, но Большая Мать, отложив бубен, принялась разжигать очаг, подбрасывая в него сухие дрова. Она что-то тихо и невнятно напевала, позабыв, казалось, обо всем на свете.

Постепенно комната заполнялась народом. Мужчины и женщины молча подходили к очагу, бросая в него пригоршни конопляных зерен, вспыхивающих и мгновенно исчезающих в огне.

Наконец все расселись по лавкам, и суета затихла. Мартога, присев на корточки возле очага, медленно расплетала свои многочисленные косы, что-то бормоча и отдавая еще кое-какие распоряжения женщинам возле ложа. Время от времени колдунья громко икала, содрогаясь всем телом. Глаза ее были недвижно уставлены на затухающий огонь.

Сумерки в избе густели, люди переговаривались тихим шепотом. Мартоге опять подали трубку, она закурила. Икота ее делалась все громче, дрожь непрерывно сотрясала полное тело, лицо было бледно, голова низко опущена, глаза полузакрыты.

Вдруг она поднялась и оглядела сидевших вдоль стен людей.

— Все ли справили нужду за дверью? — спросила колдунья громким, но странно изменившимся, тягучим голосом.

— Все, Мать, никто не выйдет, — отвечал кто-то.

Колдунья, не глядя, протянула руку, одна из женщин подала ей ковш, и Мартога набрала полный рот воды. Медленным сонным движением отыскала бубен и колотушку с красной кисточкой, вышла на середину избы, к самой шкуре, и, приседая на правое колено, четырежды поклонилась на все стороны, брызгая вокруг водой изо рта.

Женщины бросили в очаг пучки белых конских волос и затушили огонь, загребая его золой. В слабом мерцании угольев фигура колдуньи неподвижно высилась посреди комнаты. Наконец тьма стала непроглядной, сидящие на скамьях затаили дыхание, слышно было только бормотание и иканье Мартоги.

На мгновение воцарилась мертвая тишина, потом колдунья длинно, с подвыванием зевнула, и сейчас же в глубине покрытой тьмой избы громко и отчетливо у прокричал ворон. Легкая, как комариное жужжание, дробь бубна возвестила о том, что колдунья начала свой магический танец.

Как только она пустилась в пляс, то высоко подкидывая ноги, то припадая на колено, огонь в очаге стал разгораться сам собой. В его неровном свете одеяние колдуньи напоминало крылья фантастической птицы, г хвосты змей летали и кружились, сливаясь в один сверкающий круг…

Вдруг все оборвалось. Последний раз ударив колотушкой, Мартога упала на колени. Смолкло бренчание колокольцев, и снова наступила тишина. И опять тот же вначале едва уловимый и всевозрастающий гул бубна…

На сей раз он сопровождался пением, отрывочным, мрачным — колдунья выкрикивала слова через силу, хриплым низким голосом, но постепенно они становились отчетливей, сливаясь в тягучий, чарующий напев.

Ревущий гул бубна достиг высших пределов, песня колдуньи потонула в нем, как окатыши в стремительном лесном потоке…

Ревущий гул…

Гул воды…

Гул воды лесного потока…

Конн стоял на поляне, и возле его ног пенился и бурлил ручей, крутивший в своей желтоватой воде лесной мусор и сухие стебли.

Он наклонился и потрогал траву, ожидая, что пальцы ощутят мягкую шкуру белой кобылицы.

Трава была мокрая и свежая. Он сорвал стебли и размял в пальцах. Терпкий запах наполнил ноздри, Конн услышал шорох листьев над головой и решительно зашагал к ближайшим деревьям.

Он совсем не удивился, когда навстречу вышла светловолосая женщина в легких сандалиях и полупрозрачной накидке. Рядом с ней, потряхивая маленькими рожками, трусила молодая косуля. Женщина улыбалась и махала королю легким витым посохом.

— Приветствую тебя, — сказала она высоким, похожим на перезвон колокольчика голосом. — Я — Мара — эль. Ты меня знаешь.

Конн отрицательно мотнул головой. Что-то настораживало его в облике лесной обитательницы и, подойдя поближе, он понял, что именно. Фигурка ее была словно слегка размыта, черты лица, несомненно прекрасные, таились за легкой дымкой, их невозможно было хорошо разглядеть.

— В стране Огнедышащих Гор меня называют Мар — тога, — улыбнулось прекрасное создание. — Не правда ли, это имя звучит так грубо… Пойдем.

Два больших черных ворона, распластав крылья, проплыли у них над головами и скрылись в лесу.

— Ты легко справился с Огненной Скачкой, король, — говорила Мараэль, легко шагая между толстых, покрытых лишайниками стволов. — Многие погибали на этом пути, а ты справился.

— Но я не помню никакой скачки, — отвечал он.

— Это неважно. Главное — ты здесь. Я покажу место, где начинается Темная Река, дальше будешь действовать сам. Не передумал?

Странно, но Конн не ощущал прежней горячей волны, когда думал об Эльтире. Ее нужно спасти, и он сделает это во что бы то ни стало, но тяжелое беспокойство, гнетущее его все последнее время, развеялось без следа.

— Не удивляйся, — Мараэль не нуждалась в словах, — пока я с тобой, все в Лучезарном Мире будет спокойно, а значит, и тебя не посетят тревоги. Но я не могу сопровождать тебя все время… Хотела отправить Ярла, но с ним произошло нечто странное…

— Яр л многое умеет, — заметил король, — я видел, как он обернулся волком.

— Ну нет! — звонко рассмеялась его спутница. — Сынишке это еще не по силам. Просто навел морок, сыграв заодно с л окапал ами: те — то тоже козлами прикинулись. Скажу тебе, Конн, а ты запоминай, авось пригодится. Если кто станет опутывать тебя страхом, не противься. Многие плетут сети, подобные паутине: если накинут, не дергайся понапрасну, паучок только того и дожидается. Посмотри, кем он хочет казаться, и стань для него страшнее, чем он для тебя. Ярл это смекнул, потому и подрал когтем кое — кому задницу… Ты хочешь спросить, правда ли он сын мой? Самый что ни на есть. Не всегда же я была такой старой уродиной, какой ты меня в избе видел, Великий Таркинай когда-то сердце мне отдал. А мою душу вороны унесли, но это было уже позже…