Кирилл Бенедиктов - Блокада-1 Охота на монстра

– Это замечательная идея, Иосиф Виссарионович, – Берия наклонил голову. – Я дам распоряжение немедленно заняться подготовкой этой операции…

О том, что ни один уважающий себя астролог, скорее всего, не станет подсовывать заказчику откровенную дезинформацию, он предпочел не говорить. В конце концов, может быть, на этого парня можно надавить и другим способом. Деньги решают многое, но не все. Люди охотнее идут на сотрудничество, если знают, что им самим или их родным угрожает серьезная опасность.

– И все же это бред! Гитлер, конечно, может верить всяким шарлатанам, но его фельдмаршалы – люди неглупые. – Сталин презрительно встопорщил рыжие усы. – Говорю тебе, Лаврентий – весь Генеральный штаб Адольфа только и мечтает о взятии Москвы!

– Гитлер пойдет на Кавказ, – упрямо возразил Берия. – Он не считается со своими фельдмаршалами со времен победы над французами. Москва пока что в безопасности, товарищ Сталин.

Сталин, задумавшись, ходил по кабинету, привычно заложив сухую руку за спину.

– Хорошо бы, – проговорил он, прищелкивая пальцами правой. – Рано или поздно Адольф сделает ошибку, и тогда мы его уничтожим.

– Если раньше его не уберут свои же, – сказал Берия. – Я не исключаю возможности военного переворота во главе с кем-нибудь из наиболее авторитетных фельдмаршалов.

– Почему ты так думаешь? – мгновенно насторожился Хозяин. Он, как всегда, примерял ситуацию на себя. И мысль о том, что генералы могут восстать против главы государства и лидера партии – пусть даже врага и людоеда, каким был Гитлер – явно ему не нравилась.

– Так считают мои умники, – «умниками» Берия называл несколько десятков ученых, живших в комфортабельном заключении на дачах в Серебряном Бору и ежедневно анализировавших данные, полученные разведкой. Хлопот с ними было много, но и польза порой тоже бывала ощутимая. – Они прогнозируют высокую вероятность выступления военных против Гитлера до весны следующего года. Правда, в зависимости от положения на фронтах…

– Твои умники? А где они были год назад? – опять завелся Сталин. – Почему не предупредили о том, что Гитлер начнет эту проклятую войну?

– Они предупреждали, Иосиф Виссарионович. Просто тогда вероятность нападения на Англию была выше.

– Какого ж черта ты их кормишь! – лицо Сталина побагровело, собралось злыми складками, и Берия понял, что то, чего он так боялся, все же произошло – гнев Хозяина, ничем более не сдерживаемый, вырвался наружу. – Расстрелять их всех надо за такие предсказания! Кассандры хреновы!

«Я знаю, почему ты так разозлился, – подумал Берия с чувством легкого превосходства. – Потому что это ты не поверил тогда предупреждениям о приближающемся вторжении, и предпочел отмахнуться от них. А вот почему ты это сделал – вопрос другой…»

Со стороны это действительно выглядело необъяснимым. Каждый день Берия клал на стол Хозяину записки и донесения агентов советской военной разведки, дипломатов и нелегалов НКВД, в которых назывались даты нападения Германии на Советский Союз. Даты различались между собой, причем весьма значительно – правда, среди них пряталась и настоящая, 22 июня 1941 года. Но расхождения в датах не могли скрыть главного – в том, что Гитлер нападет на Советский Союз, не сомневался практически никто.

Кроме Сталина.

Хозяин пребывал в твердой уверенности, что Гитлер не посмеет объявить ему войну. Он полагал, что достаточно напугал Адольфа аккуратно подбрасываемой ведомству Канариса информацией о забитых боевыми самолетами аэродромах и танковых армадах, сосредоточенных на границе с Польшей. О «линии Сталина» в лесах Белоруссии, которую невозможно ни взять в лоб, ни обойти с флангов. О строящихся на Урале новых военных заводах, призванных полностью обеспечить Красную армию боевой техникой даже в случае затяжной войны.

22 июня прошлого года выяснилось, что Гитлер почему-то не испугался.

Берия отлично помнил, каким шоком стало для Сталина известие о начале войны. Разбуженный в половине четвертого утра звонком Жукова, Хозяин приехал в Кремль с Ближней дачи в Кунцево. Сидел на заседании Политбюро бледный, растерянный – таким шеф госбезопасности не видел его никогда. Вертел в руках пустую трубку, время от времени поднося ее ко рту, и тут же опуская руку. Когда Жуков и Тимошенко доложили обстановку – немецкая армия начала наступление на всем протяжении западной границы, сотни наших самолетов уничтожены на аэродромах, люфтваффе бомбит Севастополь, Киев и Минск – Сталин, мучительно выговаривая каждое слово, спросил:

– Вы уверены, что это не провокация немецких генералов?

Сидевшие за столом онемели от неожиданности. Берия отчетливо вспомнил резолюцию Хозяина на донесении одного из лучших агентов советской разведки – офицера люфтваффе, предупреждавшего о том, что война начнется в промежутке с 22 по 25 июня. «Товарищу Меркулову. Можете послать ваш источник из штаба германской авиации к такой-то матери! Это не источник, а дезинформатор» – написал тогда Сталин и подчеркнул написанное красным карандашом.

Тимошенко, побагровев, поднялся из-за стола.

– Немцы бомбят наши города на Украине, в Белоруссии и Прибалтике! Какая это провокация?

Некоторое время Сталин молчал, разглядывая свою трубку. Потом негромко сказал:

– Если нужно организовать провокацию, то немецкие генералы будут бомбить и свои города. Гитлер наверняка не знает об этом. Нужно срочно позвонить в германское посольство.

«Он сошел с ума», – подумал тогда Берия с ужасом. Воображение у него всегда было хорошим, и он отчетливо представил себе, какой хаос начнется в стране, если Хозяин выпустит из рук рычаги управления.

Почти час ждали Молотова, отправившегося на встречу с немецким послом. Мучительно медленно тянулись минуты, в комнате висело вязкое, тягостное молчание. Потом двери раскрылись, вошел Молотов с синевато-белым лицом. Сталин поник на своем стуле, сгорбился и опустил голову. Трубку он положил на стол – не хотел, чтобы собравшиеся видели, как у него дрожат руки.

Драгоценные минуты, когда еще можно было организовать сопротивление, нанести ответный удар, уходили, как песок сквозь пальцы, а Хозяин не мог решиться даже на то, чтобы отдать внятный приказ Жукову и Тимошенко.

– Гитлер все знал, – проговорил он чуть слышно. – Он все знал с самого начала…

Смысл этих слов Берия понял гораздо позже.

Они встретились 17 октября 1939 года во Львове.

Стояла светлая, теплая, прозрачно-голубая галицийская осень. Золотые чеканные листья каштанов и кленов кружились в хрустальном воздухе. Лязг колес литерного состава бесцеремонно врывался в утреннюю тишину замершего в ожидании древнего города.