Олаф Локнит - Камень желаний

— Я не жалуюсь, — вновь покраснел Скул-Аи, увидев, как варвар изменился в лице. — Нам хватает… Иногда Атика помогает, она хорошая девушка, добрая.

«Ясно. Атике золото дарит Ши, а она делится с остальными, — сделал вывод Конан. — Каланьяс попросту бесстыдно наживается на своих фиглярах… Вот скотина».

— Я бы на вашем месте ушел от хозяина и нанялся в другой балаган, — недовольно проворчал киммериец.

— А куда уходить? — скептически хмыкнул Скулди, уже гораздо смелее наливая в свой кубок вина из кувшина. — Кому мы нужны кроме Каланьяса? Податься в уличные акробаты или выдыхатели огня? Этими талантами ни я, ни остальные не владеем. Надеемся, что будет лучше — хозяин следующей весной хочет поехать в Аренджун и потом в Немедию, показывать свои пьесы подданным Трона Дракона. В Бельверусе или Нумалии наверняка сборы будут гораздо больше.

— Даже если и так, весь доход прикарманит Каланьяс, — ответил Конан. — Проучить бы его… Нельзя быть таким жадным.

— Он не жадный, он просто умеет считать деньги, — неубедительно заявил Скулди. — Хозяин нас одевает, платит за жилье. Правда комнаты на постоялом дворе «Четыре коровы» не самые хорошие, но все-таки это лучше, чем ничего.

— У нас в Киммерии, — задумчиво сказал Конан, — говорили так: лучше ничем не владеть и быть свободным, чем получать подачки и зависеть от дурного человека. Скулди лишь тяжело вздохнул.

— Я пойду, хорошо? — он просяще взглянул на киммерийца. — Скоро представление, а мне надо заново прочитать роль… Если чего забуду — Каланьяс меня наизнанку вывернет.

— Значит, наизнанку… — повторил Конан. — Это мы еще посмотрим. Доедай. Отправимся вместе. Хочу взглянуть на эти… гм… страсти графа Альдосо.

— Правда? — обрадовался Скулди. — Вот никогда бы не подумал, что ты любишь театр.

— А я его вовсе и не люблю, — усмехнулся варвар, нащупав в кармане медальон с изумрудом. — Просто хочу проверить одну догадку. Давай захватим с собой кувшинчик с вином? Какое тебе нравится больше — красное, белое, из Шема или Офира?

— Я не знаю…

Солнце натужно ползло к горизонту, меняя цвет с золотистого на болезненно-багровый и окрашивая славный город Шадизар в красноватые тона. Господствовали алые, пурпурные, карминовые и коралловые краски — даже дворец протектора, беломраморный с искоркой, казался облитым свежей кровью.

Едва сумерки начали сгущаться, над дверьми многочисленных таверн, веселых домов, салонов для благородных и прочих бесчисленных увеселительных заведений загорелись факелы и затянутые цветной слюдой фонарики. Амфитеатр месьора Каланьяса не стал исключением. Нанятые хозяином за несколько медяков мальчишки поднимали на шестах лампы, вешая их на вбитые в стены крюки, на помосте надрывался зазывала — «Леденящая душу кровавая драма! Любовь, смерть и жаркие объятия! Заходите, не пожалеете!»

Постепенно собиралась публика. В основном балаган посещали иноземные купцы, которым некуда было податься в чужом городе, немедийские десятники и сотники, состоящие при городском гарнизоне, несколько благородных, обуянных непременной дворянской скукой и просто беззаветные ценители изящного слова, наподобие Ши Шелама.

Проныра Ши занял для себя и Конана хорошие места, на задних, самых высоких скамьях, точно напротив сцены. Оттуда лучше всего видно. Справа и слева от подмостков расположились шестеро кезанкийских горцев с чудовищными трубами — киммериец поначалу даже не понял, что установленные на деревянных подставцах длиннющие инструменты длиной в два человеческих роста призваны издавать звуки, а не являются каким-то диковинным видом оружия.

Шли последние приготовления. Посетители балагана переговаривались и хрустели орешками, за пыльным занавесом обозначилась мышиная возня — это фигляры облачались в свои костюмы.

— Ого, ты только посмотри, кто пришел, — Ши пихнул варвара локтем. — Герат! Точно тебе говорю, это же Герат Айбениль! С новой подружкой! А еще говорят, что Белые маги придерживаются обета целомудрия! Как же, ждите!

Конан посмотрел вниз и направо. Рядом со входом тяжеловесно приплясывал месьор Каланьяс, хлебосольным голоском приветствуя благороднейшего гостя и его прекрасную спутницу. Герат, в противовес обычаям магического конклава, сегодня облачился не в привычную белую хламиду, а в мирское платье — дорогой бархатный колет аквилонского покроя, круглая шапочка с пером, на поясе обязательный кинжал. Прибывшая вместе с волшебником полноватая дева была задрапирована в невесомые кхитайские шелка и сверкала дорогими украшениями.

— Иштар Добросердечная, — Ши схватился за сердце. — Видишь колье с сапфирами? А браслеты? Как роскошно люди живут, подумать только!

— Ручонки зачесались? — одернул приятеля Конан. — Даже не пытайся! Герат — волшебник. Коснешься драгоценностей его приятельницы и будешь тотчас превращен в крысу… Или во что похуже.

— Знаю, — расстроился Ши. — Кто мне ответит, почему содержанки богачей таскают на себе такие красивые штуковинки, вводя нас, бедных людей, во искушение и подталкивая к греху зависти? Носила бы дома, а не выставляла напоказ!

— Тебя не спросили, — буркнул киммериец, наблюдая, как владелец балагана, лебезя и воркуя, усаживает Герата на самые дорогие места — перед сценой установили десяток облезлых золоченых кресел для самых обеспеченных гостей. Доселе было занято лишь одно кресло — на представление явился немедийский легат, командовавший когортой щитников Трона Дракона, квартировавшей неподалеку от города.

Наконец, с подобающей торжественностью было возвещено о начале действа — раздались три удара гонга, засим взревели трубы кезанкийцев. Занавес рывками пополз в сторону, открывая подмостки. Разодетый в вульгарную парчу Каланьяс, предваряемый бородой и животом, выплыл к краю сцены и противно гундося завел:

— Поведаем мы миру о несчастье, свершившемся сто лет назад в Офире! В Ианте достославной жили граф Альдосо и мерзостный злодей, себя именовавший Эспиносой…

— Это называется «прологом», — пояснил Ши необразованному Конану. — Он рассказывает о всех героях представления. Видишь, они по очереди выходят на сцену?.. Смотри, смотри! Атика!

Пользуясь тем, что Ши во все глаза созерцал подмостки, где начало разворачиваться слезливое сверх всякой меры действие, киммериец потихоньку вытащил медальон.

«Если я прав, то сегодня можно будет устроить Каланьясу веселенькую жизнь, — подумал Конан, рассматривая руны. — Поглядим, что из этого получится…»

Указательный палец коснулся знака «Терва». Изумруд, как и утром, полыхнул зеленой искрой. Теперь следовало подождать результатов.

Шло время, бессмысленно и надрывно мололи языками одержимые страстью герои, амфитеатр оглашался то рыданиями Атики, оплакивавшей грядущую гибель любимого, то зловещим хохотом злодея-Скулди. Графу Альдосо под душераздирающий рев труб и барабанный бой снесли бесталанную головушку.