Олаф Локнит - Камень желаний

Смерть обнимет меня, дочь холодных ветров,

И толкнет в свои дроги.

Но смеющимся ртом я скажу ей о том,

Что дошла бы пешком,

в царство мертвых вполне

Доберусь без подмоги!

— Это она о чем? — Конан нахмурился, пытаясь вникнуть в смысл, хотя был почти уверен, что никакого смысла в этих громких словесах нет и не было.

— Гениально, — заворожено прошептал Ши. — Какое перевоплощение!

— Но… — заикнулся киммериец.

— Умолкни, варвар и сын варвара! Ты ничего не понимаешь!

Конан хотел было ответить, что «понимать» он ничего не желает, поскольку все и так ясно.

— Каланьяс сочинил очередное непотребство, — однако, промолчал. Зачем обижать друга? У всех своя придурь — кому нравится вино, кому лотос, кому дурящая травка для кальянов, а вот Ши пристрастился к лицедейству…

Очнись же, сорван покров!

В небесах плавят медь -

Это Смерть!

Исторгнув последний возглас, Атика изломанной тенью рухнула под ноги явившейся из-за занавеси фигуре в черном, вооруженной пламенным мечом — на деревянный клинок были привязаны алые ленточки, изображавшие языки огня. Фигура не без натуги подняла Атику на руки (уронив при этом меч) и уволокла со сцены.

— Аградан! — тоскливо воззвал месьор Каланьяс. — Еще раз потеряешь клинок — вышвырну на улицу, бездельник! Ты же Смерть, это твое оружие! Привяжи рукоять веревочкой к запястью!

Смерть по имени Аградан оказалась молодым человеком с соломенными волосами, сияющим взором голубых глаз и гордым профилем. Держался Аградан совершенно по-другому, нежели остальные фигляры, с эдакой чуть высокомерной независимостью. Судя по рассказам Ши, постоянно околачивавшегося в балагане и знавшего всё про всех, Аградан был сыночком какого-то немедийского барона или даже графа, изгнанным из дому строгим родителем — какой уважающий себя дворянин дозволит отпрыску заниматься презренным ремеслом лицедея?

— Добрый день, Ши, — застенчиво сказал человек, подошедший к двоим приятелям. Конан тотчас опознал в тощем юноше Скулди, столь громогласно изгнанного месьором Каланьясом со сцены. — Пришли посмотреть новую пьесу?

— Привет, — Ши Шелам вскочил и подтолкнул Конана. — Знакомьтесь. Этот здоровый малый — Конан Канах из Киммерии, но все друзья называют его просто Малышом. А это — Скулди из Пайрогии.

Варвар, уже знакомый с необходимым набором правил ритуальной вежливости, чуть поклонился. Скулди смотрел застенчиво и немного боязливо — широкоплечий, рослый и казавшийся нелюдимым Конан на кого хочешь произведет впечатление.

— Представление будет вечером, — извиняющимся тоном сказал фигляр. — Мы пока репетируем…

— Я к Атике в гости заглянул, — ответил Ши. — Ты сейчас свободен? Вот и отлично. Конан отведет тебя в таверну, пообедать.

Киммериец покосился на Ши с неодобрением — тот давал недвусмысленный намек, что третий (и тем более четвертый) сейчас будут лишними. А кроме того, Конану придется кормить унылого Скулди на свои деньги, поскольку у фигляра в карманах наверняка пусто, как в выдолбленной тыкве. И взгляд голодный.

— Хорошо, — тем не менее согласился Конан. — Ты останешься здесь?

— Разумеется, — лучезарно улыбнулся Ши, кося глазом в сторону Атики, каковая, завидев милого дружка, направлялась прямиком к задним скамьям амфитеатра. — Топайте, наслаждайтесь жизнью!

«За мой счет», — продолжил мысль бережливый Конан, но завидев приближающуюся Атику подтолкнул тихого Скулди и, тщетно пытаясь не торопиться, зашагал к выходу из балагана. В спину Конану и Скулди ударил бессвязный поток, адресованный Ши Шеламу:

— Явился, значит? Сначала хотел скормить меня чудовищу, а теперь пришел? Ты видел мою сцену? Удивительные стихи, правда? Аградан, подлец такой, все испортил! Надо же, в самый важный момент ронять меч!.. Чудовище больше не прилетало?.. Ты останешься на представление?

Конан мучительно соображал, о чем можно поговорить со долговязым Скулди, однако ничего путного на ум не приходило. В искусстве игры на театре киммериец не разбирался вовсе, занимательных книг не читал, поскольку учить принятые в Заморе немедийские буквы начал совсем недавно и мог прочесть лишь короткие и понятные надписи на монетах и вывесках. Рассказать что ли про общие с Ши Шеламом дела, отнюдь не отличавшиеся уважением к закону? Тоже не выйдет — Ши категорически запретил распространяться об их общих похождениях, да и сам Конан отлично понимал, что честные люди таких поступков не одобрят. А Скулди, несомненно, честный человек, поскольку имеет ремесло, хоть и презренное.

— «Золотая ящерица», — сказал киммериец, разобрав надпись на деревянном щите, украшавшем вход в таверну за углом. Рисунок над дверьми полностью подтверждал правоту Конана: художник изобразил тощую золотистую ящерку свернувшуюся в колечко и державшую во рту трилистник клевера. — Давай посидим здесь. Согласен?

Скулди мелко кивнул и покраснел. Наверное, понимал, что угостить нового знакомого не сможет, а вовсе наоборот — будет есть-пить на серебро хмурого варвара.

«Совестливый, — отметил про себя Конан, заметив пунцовые уши нового знакомца. — Значит не все фигляры такие, как Атика».

Сейчас, в разгар торгового дня, таверны Шадизара были полупустыми. В «Золотой ящерице» обнаружилось лишь четверо праздных посетителей. Конан хозяйски обустроился за широким столом, усадил рядом Скулди, и мрачновато поглядел на подбежавшего служку.

— Горячую баранину, овощи, пшеничные лепешки, вино, — коротко приказал варвар и бросил на стол монету в половину немедийского аурея. — На двоих.

— Мне бы хватило только лепешек и настойки на травах, — очень-очень тихо проговорил Скулди, опустив глаза. — Зачем так тратиться?

— Ты ешь, а не рассуждай, — цыкнул Конан. — Если не ошибаюсь, злодей, которого ты изображаешь в балагане, должен быть сытым и накормленным, так?

— А-а, барон Эспиноса? — оживился Скулди, обнаружив, что киммериец знаком с сочинением господина Каланьяса. — Все правильно. Этот барон оклеветал месьора Альдосо и отправил его на эшафот, чтобы взять в жены прекрасную невесту графа.

— Атику? — хмуро уточнил Конан.

— Угу, — промычал сквозь набитый рот Скулди. — Ужасная история. Месьор Каланьяс очень талантлив, пускай и… Пускай и не очень хорошо относится к своей труппе.

— Много зарабатываешь с одного представления? — поинтересовался киммериец, наблюдая, как Скулди уписывает баранину. У Конана сложилось такое ощущение, что мальчишку не кормили дней эдак десять.

— Один аурей за седмицу, — кашлянув, ответил фигляр, а варвар тихонько присвистнул. Аурей, золотую монету Трона Дракона, можно было обменять на три десятка серебряных «коринфских талеров», мелких монеток, выпущенных немедийцами специально для протекторатов Коринфии и Заморы. Прокормиться на тридцать серебряшек было бы невозможно даже воробью, не то, что человеку. И при этом Конан точно знал, что жирный Каланьяс берет за вход на представление по пол-аурея с человека.