Джон Норман - Капитан

— Все ясно, — пробормотал Гундлихт, сразу насторожившись.

Под сырым одеялом из опавших листьев в крошечных извилистых туннелях возились слизни. Юлиан отпрыгнул, когда проскользнувший мимо фильхен задел его босую ногу слипшейся от дождя шкуркой.

— Давайте вернемся на тропу, — предложил Отто.

— Подожди, — отказался Юлиан, углубляясь в рощу.

Внезапно он вскрикнул, ибо в темноте чуть не наткнулся на большое, свисающее с ветки тело, на котором сквозь шкуру прощупывались ребра. Юлиан отпрянул, а темная масса тяжело повернулась. Он отступил подальше, ожидая, пока тело перестанет раскачиваться.

— Что это? — спросил он.

— Говори тише, — прошипел Хендрикс.

— Разве ты не видишь, телнарианская свинья? — усмехнулся Гундлихт.

— Это собака, — пояснил Отто.

Поблизости висело еще несколько тел, а по всей роще их набиралось целое множество. Голова пса была задрана вверх, лапы неестественно свисали. Горло охватывала веревка.

— Вон овца, — узнал Отто.

— Посмотри туда, — показал Юлиан.

— Это жертвенный конь.

— А вон там — свинья, телнарианская свинья, — презрительно ткнул пальцем Гундлихт.

Существо, напоминающее свинью, висело вниз головой. Веревки были протянуты через разрезы в голенях задних ног, а горло рассечено.

Кое-где с ветвей свешивались только веревки.

— Давайте вернемся, — снова предложил Хендрикс.

В это время послышался звон цимбал и женское пение.

— Зачем они поют? — спросил Юлиан.

— Чтобы заглушить другие звуки, — ответил Отто.

Они повернули назад и начали пробираться между деревьями к тропе.

— Стой, — сказал Юлиан. — Вон, посмотри.

— Вижу, — кивнул Отто.

— Что это?

— Подойди поближе.

Юлиан осмотрел свешивающийся с дерева небольшой предмет.

— Разве в Империи не совершают жертвоприношений внутренностей? — спросил Отто.

— Иногда, — ответил Юлиан. — Мы приносим в жертву белых, хорошо откормленных быков с позолоченными рогами и копытами. Но у нас все делается по-другому.

Бронзовый нож, появившийся в незапамятные времена, быстро двигался в твердой руке опытного жреца, и животное падало на колени или на бок. Его голова тряслась, горячая кровь окропляла лавровые венки в руках неофитов.

— Иногда, на арене, у вас бывают неудачи, — усмехнулся Отто, вспомнив о прошлом.

— Это не жертвоприношения, — возразил Юлиан.

— Здесь жертвы приносят по обычаю народа тимбри, — вставил Хендрикс.

— У нас таких обычаев нет, — добавил Гундлихт.

— Рад слышать, — отозвался Юлиан.

— Мы бы повесили их более умело, — продолжал Гундлихт.

— Конечно.

— Жрицы тимбри имеют влияние на Ортога.

— Из-за всяких там предсказаний, пророчеств, — пояснил Хендрикс.

— Понимаю, — отозвался Юлиан.

— Шагай осторожнее.

Среди прелых листьев валялись кости, позвонки, ребра, похожие на белые ветки, мокрые от дождя. В стороне виднелся череп.

— От времени оборвалась веревка, — объяснил Гундлихт.

Из убежища под листьями фильхен следил за ними своими яркими и круглыми, как бусины, глазами. В роще не было слышно птичьих голосов — вся живность попряталась от дождя. Фильхен стремительно шмыгнул в нору.

Хотя эти зверьки были всеядными и не отказывались от падали, им было не очень-то сытно жить в роще. Млекопитающие и им подобные твари могут употреблять в пищу только свежую падаль. К тому моменту, когда веревки обрывались под тяжестью трупов, в силу уже вступали неумолимые законы гниения, при котором образовывался трупный яд. Вкус такой падали вызывал отвращение у зверьков. Те из их предков, для кого такой вкус был приемлем или же которым не оставалось выбора, вымерли от отравлений. Мы предоставляем читатель поразмыслить над этим отступлением — о возникновении, исчезновении и постепенном вымирании форм жизни, о болезни и смерти.

Группа вернулась на тропу, где их ждали ортунги с корабля. Вскоре вышло солнце. Поднимаясь по холму, путники не раз замечали на гравии темные ручейки крови — дождь смывал ее с вершины холма. Но крови было не слишком много.

Они продолжали подниматься вверх. Запели птицы в роще, радуясь тому, что кончился дождь. В отличие от фильхенов, птицам здесь было легче выжить — для них не представляло трудности добраться до трупов прежде, чем они становились ядовитыми.

Конечно, фильхены не всегда оставались голодными — вероятно, им перепадали выклеванные птицами крошки плоти, утерянные в драках куски, а также черви и личинки — жирные, блестящие и яркие, как камешки.

Становилось жарко. Отто прикрыл глаза. Сбоку в канаве бежал ручей. Вскоре они были на том месте, где заканчивалась тропа.

Несколько трупов валялись в грязи рядом с повозкой и на самой повозке. Нагие тела были обмотаны веревками. Щиколотки трупов были связаны так, что оставался свободным конец веревки не менее десяти футов в длину. Горло каждого трупа было глубоко рассечено. У некоторых ярко блестели еще открытые глаза.

— Проходите, — позвал Хендрикс.

Тропа переходила в широкую, круглую площадку, в центре которой был устроен помост в ярд высотой, а у его подножия находилось сооружение из плоских камней, напоминающее жертвенник. Надо всем этим возвышались два вертикальных столба с тяжелой перекладиной. Два ортунга двигались в направлении нашей группы, находящейся близ повозки. Они тащили труп. Юлиан увидел, как труп бросили в грязь рядом с повозкой.

В центре площадки, на помосте и возле жертвенников, виднелось несколько фигур.

— На помосте стоит наш король Ортог, — пояснил Хендрикс, — самый высокий, в золотом шлеме.

Отто промолчал.

Он видел блистательного Ортога прежде, на «Аларии», стоящим на песчаной арене. Ортог не владел мечом, поэтому их бой был неравным. Гладиатор отклонил приказ нанести смертельный удар. Вскоре после этого «Алария» подверглась нападению флота ортунгов.

Оттуда, где стояла группа, Отто было хорошо видно, как Ортог тащит связанного пленника к жертвеннику.

У жертвенника ждали несколько женщин в длинных белых одеждах, с инструментами в руках, напоминающими известные нам древние цимбалы и систро.

Пленник не протестовал.

Цимбалы и систро загремели и зазвенели.

Ортунг перекинул веревку, связывающую щиколотки пленника, через поперечную балку. Музыка усилилась, пленника подтягивали головой вниз, пока он не оказался точно над жертвенником. На камнях справа лежал плоский изогнутый предмет, который, как вскоре выяснилось, был большим, бронзовым серпообразным ножом. Одна из облаченных в белое женщин, которая казалась главной среди них, накинула на голову капюшон, видимо, соблюдая некий обязательный ритуал. Четверо других женщин столпились вокруг подвешенного пленника. Схватив тело, две из них придерживали его. Еще две принесли большой бронзовый сосуд, напоминающий котел, с тремя короткими изогнутыми ножками. Его держали за две полукруглые ручки, которые, когда их отпускали, свисали по бокам сосуда. Этот низкий котел был водружен на жертвенник. Голова подвешенного находилась почти внутри сосуда — так, что его волосы не были видны.