Джон Норман - Король

— Что? — изумился сидящий.

Мысли в голове изящной, рыжеволосой рабыни, сидящей в позе, указанной ее похитителями, стремительно неслись. Она чувствовала себя уязвимой и беспомощной, сидя на полу с раздвинутыми коленями и скрещенными за спиной руками. Если они все знают и теперь просто проверяют ее, а она солжет, они могут сделать с ней все, что угодно. Рабыням не позволено лгать, ослушавшихся могут постичь ужасные наказания. Рабыням следует говорить одну правду и ничего, кроме правды, надеясь на милость хозяев.

— Меня выспрашивали о самых интимных подробностях внешности моей госпожи, — произнесла рабыня.

— Как будто она могла быть рабыней?

— Да, господин, — с дрожью прошептала рабыня.

Сидящий мужчина издал восклицание, в котором смешались торжество и ярость. Рабыня испуганно потупилась.

— Когда тебя расспрашивали об этом? — спросил мужчина.

— Около двадцати дней назад, — ответила рабыня.

— И где теперь твоя госпожа?

— Яне знаю, господин! — честно ответила горничная. — За ней приехали мужчины и увезли ее в машине рано утром.

— Когда это было?

— Пятнадцать дней назад, — вспомнила рабыня.

— В канун Риссисовых календ?

— Да, господин, — вновь перепугалась рабыня.

— Как тебя зовут?

— Ника, господин, если вам угодно.

— Красивое имя.

— Спасибо, господин, — ответила девушка.

Сидящий мужчина подал знак тому, что стоял за спиной рабыни.

Рабыня почувствовала, как на ее лицо накинули полосу ткани.

— Не двигайся, — предупредил сидящий мужчина.

Рабыне завязали рот.

Она вздрогнула.

Затем она почувствовала, как легкие шелковые веревки охватили ее скрещенные запястья и щиколотки. Теперь она сидела на коленях, как прежде, только ее рот был завязан, а руки и ноги туго перехвачены веревками. Глаза рабыни над повязкой расширились от ужаса. Ее осторожно положили на бок. Она почувствовала холодное и влажное прикосновение к левому предплечью, а спустя секунду в ее тело воткнулась игла. Прозрачная жидкость из шприца влилась через иглу в ее руку.

Рабыня дико взглянула на сидящего мужчину, который склонился к ней. Отвернувшись, рабыня заметила у стены большой кожаный мешок, брошенный на пол.

— Ты отправляешься в путешествие, малышка Ника, — сообщил ей человек в маске.

Рабыня съежилась и через несколько минут потеряла сознание.

— Я опасаюсь самого худшего, — произнес Юлиан Аврелий, снимая маску.

— Что мы можем поделать? — переспросил Туво Авзоний. — «Наркона» вылетела пятнадцать дней назад. Сейчас она пересекла по крайней мере четыре границы. Радиосвязь без разрешения пограничных постов невозможна.

— Мы должны попытаться что-нибудь сделать, — сказал Юлиан.

— Для вылета следующего корабля требуется особое назначение, но даже в этом случае вылет состоится не раньше, чем через две недели.

— Он вылетит завтра, — решительно заявил Юлиан.

— Я буду готов, — произнес Туво Авзоний.

— Я тоже, — кивнул Юлиан.

— Вы не можете покинуть город, господин, — возразил Туво Авзоний. — Ваше отсутствие на церемонии будет оскорблением для императора.

— У меня есть преданные люди, — ответил Юлиан. — Если потребуется, я захвачу патрульный корабль.

— Мнимые рабы — давно известный маскарад шпионов, — покачал головой Туво Авзоний.

— Таких, которые могут остаться с мужчиной ночью, наедине, не вызывая подозрения? — добавил Юлиан.

Туво Авзоний побледнел.

— Мы должны опасаться не слежки, а убийства, — сказал Юлиан.

— Вы подозреваете Иаака?

— Да, но это еще неизвестно. У меня много врагов.

— Они не знают, что мы разоблачили мнимую рабыню, — сказал Туво Авзоний.

— Верно, — кивнул Юлиан. — Это даст нам время. Оттоний должен дождаться нас в Вениции, тогда мы успеем предупредить его. Подозреваю, что они замыслили совершить убийство в глуши, далеко за пределами самой Вениции.

— Семья императора не позволит вам отсутствовать на церемонии, — напомнил Туво Авзоний.

— Тогда я захвачу патрульный корабль, — возразил Юлиан.

— Это настоящий мятеж! — изумился Туво Авзоний.

— Вы готовы присоединиться ко мне в этом мятеже? — спросил Юлиан.

— Мятеж в интересах Империи — это не мятеж, — решительно произнес Туво Авзоний.

— Молодец, приятель! — воскликнул Юлиан.

— Что, если он окажется успешным?

— Тогда нам поставят бронзовые статуи, — усмехнулся Юлиан. — А если нас схватят, тогда казнят как предателей.

Туво Авзоний содрогнулся.

Он взглянул на связанную бесчувственную рабыню у своих ног.

— Она нам понадобится, — объяснил Юлиан. — Она поможет опознать свою госпожу, свободную женщину Паблению из Лисля, с планеты Инез-IV.

— У нас есть портрет, — возразил Туво Авзоний.

— Портрет — это всего лишь портрет, к тому же это даже не фотография, и может считаться изображением, только отдаленно напоминающим рабыню, или же его могут счесть портретом одной из рабынь на корабле. Как можно доказать, что портрет, сделанный одним человеком по памяти другого изображает именно госпожу Паблению? Да и фотография — как можно доказать, что на ней именно госпожа Пабления?

— Верно, — согласился Туво Авзоний.

— Рабыня нам очень пригодится, если придется действовать по отдельности, — ведь вы никогда лично не встречались с госпожой Пабленией.

— Как жаль, что такое милое, невинное, прелестное создание может стать причиной опасности, тем более среди безжалостных варваров.

— Совсем не жаль, — возразил Юлиан. — Она всего лишь рабыня.

— Вы правы, — кивнул Туво Авзоний.

Оба мужчины засунули бесчувственную рыжеволосую рабыню в мешок ногами вперед и завязали его над ее головой.

— А что, если Оттоний не дождется в Вениции? — вдруг спросил Туво Авзоний.

— Он должен дождаться, — сердито ответил Юлиан, крепко завязывая веревки мешка над головой рабыни.

Было слышно, как она завозилась в мешке, но пришла в себя.

— А если не дождется? — еще раз спросил Авзоний.

— Тогда все пропало, — ответил Юлиан.

На следующий день после пиршества у Аброгастеса, которое состоялось на планете Укана-III, все сборище варваров-людей и других существ, взошло на вершину горы, известную под названием горы Крагона. Здесь, на каменистой вершине, высоко над линией растительности, положив руки на огромный металлический диск, союзники по очереди, приходя и отходя, повторили клятву, которую потом произнесли еще раз, прикоснувшись к лезвию или древку огромного копья, символизирующего союз между алеманнами и другими народами, родственными и отдаленными.

Нам не известно, что это была за клятва, или что : происходило в тот день на горе.

С другой стороны, совершенно ясно, каким важным было это событие.