Роберт Говард - За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]

Сумерки опустились, едва они пристали к восточному берегу. Без малейшей задержки Конан двинулся вперед; Бальфус с трудом поспевал за ним, проклиная гудящие ноги.

— Валаннус хотел построить форты у устьев ручьев. Прав был, умница… Всю реку можно было стеречь. Да правительство не согласилось. Жирные глупцы! Сидят на бархатных подушках, а голые девки им вино на коленках подносят… Знаю я их! Дальше дворцовой стены ничего не видят, дипломаты!.. Ад бы их поглотил! Хотят победить пиктов теориями, об этой, как ее… территориальной экспансии. А Валаннус и ему подобные вынуждены подчиняться приказам банды выживших из ума идиотов. Им так же удастся захватить пиктские урочища, как и восстановить Венариум! И придет время, когда они увидят варваров под стенами восточных городов!

Неделю назад Бальфус бы рассмеялся от таких пророчеств, но сейчас он ничего не сказал. Вздрогнув, он бросил взгляд на реку, едва различимую в просветы зарослей, на колоннаду деревьев у берега; он предполагал, что пикты уже переправились и теперь устроили засаду между ними и фортом.

Еле слышный шорох впереди заставил сердце Бальфуса бешено биться в груди. Меч Конана блеснул в воздухе и медленно опустился, когда из кустов выбралась огромная, тощая, вся покрытая шрамами собака и стала всматриваться в идущих людей.

— Клянусь Кромом! Это же пес поселенца, строившего дом у реки, на пару миль южнее форта! Ясное дело, его убили, а дом сожгли. Но не сейчас, раньше. Мы нашли труп на пепелище, а пес валялся рядом полумертвый, между тремя пиктами, которых он загрыз. Мы забрали его в форт, выходили, но он потом удрал в пущу и одичал. Ну как, Грызун, ищешь убийц своего хозяина?

Собака не зарычала и не оскалила зубы. Тихо, как призрак, она встала между ними.

— Пошли, — согласился Конан. — Он почует дьяволов раньше, чем мы их увидим.

Бальфус усмехнулся и ласково погладил загривок задрожавшей собаки, давно забывшей, что такое ласка. После этого пес рванулся вперед. Сумерки сменились полной темнотой.

Мили таяли под спотыкающимися ногами; собака казалась немой. Но внезапно пес застыл на месте с настороженными ушами. Потом и люди услыхали далеко впереди слабые отголоски демонического визга.

Конан яростно выругался:

— Опоздали! Штурмуют форт! Быстрее…

Они побежали, доверяя чутью Грызуна на засады. Бальфус забыл о голоде и усталости. По мере их продвижения вопли усиливались, уже стали различимы команды и крики солдат. Конан бежал от реки по широкой дуге, которая привела их на вершину небольшого холма. Отсюда панорама сражения просматривалась поверх деревьев; стал виден форт, освещенный мерцающим светом фонарей на длинных шестах. На краю поляны бесновалась толпа нагих разрисованных фигур. Река кишела челнами. Форт был полностью окружен. Град стрел из леса обрушивался на частокол. С волчьим воем пара сотен обнаженных воинов с топорами мчалась к восточным воротам. Они оставались на расстоянии ста пятидесяти шагов от цели, когда залп защитников форта устлал землю трупами, а остальные поспешно отступили под защиту деревьев.

Люди в лодках направили свои суденышки на береговые укрепления, но их встретили камни и бревна башенных баллист. Полдюжины лодок утонули, неповрежденные вышли из зоны поражения. Рев триумфа раздался со стен, встреченный злобным завыванием.

— Попробуем пробиться? — спросил Бальфус, дрожа от возбуждения.

Конан отрицательно качнул головой. Он стоял, сложив руки, угрюмый и задумчивый.

— Форт пропал, конец. Дикари впали в боевое безумие и не остановятся, пока не убьют всех. А пиктов слишком много, слишком. Пробиться не сможем, да и зачем? Чтоб умереть рядом с Валаннусом?

— Так что, будем спасать собственные задницы?!

— Да. Чтобы предупредить поселенцев. Ты понимаешь, почему пикты даже не пытаются сжечь форт горящими стрелами? Не хотят, мерзавцы, чтобы пламя напугало людей на востоке. Они разнесут форт и двинутся на восток прежде, чем кто-либо догадается о падении форта. В конце концов, они способны перейти Реку Молнии и взять Велитриум. Но уж наверняка вырежут всех живых на этих территориях. Не удалось нам предупредить гарнизон… Но, в любом случае, это ни к чему бы не привело. Еще несколько таких атак — и пикты разобьют ворота. Но предупредить поселенцев в стороне Велитриума мы все же можем. Идем!

Они пошли, слыша в воплях дикарей растущие нотки близкой победы. И восточная дорога открылась перед ними, прежде чем Бальфус догадался об этом.

— Теперь бегом! — бросил Конан.

Бальфус стиснул зубы. До Велитриума было девятнадцать миль, да добрых пять до Скальпова ручья, где начинались первые поселения.

Аквилонцу казалось, что они целую вечность сражаются и бегут, бегут и сражаются, но кипящее в крови возбуждение позволяло делать последние нечеловеческие усилия.

Грызун бежал перед ними, низко опустив голову. Он глухо зарычал, и это был первый звук, услышанный от него. Конан опустился на одно колено и глянул вперед.

— Пикты. Не знаю, сколько, но отряд небольшой. Не могли дождаться взятия форта — решили застать поселенцев в кроватях. Бежим!

Через несколько минут сквозь деревья пробилось зарево, и послышался дикий вой. Дорога поворачивала, и они побежали напрямик, через лес. Отвратительная сцена предстала перед их глазами. На дороге стоял воз с убогим скарбом. Он горел. Быки лежали с перерезанными глотками. Неподалеку валялись изуродованные тела мужчины и женщины.

Пятеро пиктов с окровавленными топорами исполняли фантастический танец, с головокружительными прыжками и пируэтами. Один из воинов исступленно размахивал разорванной женской рубашкой.

Багровый туман поплыл перед глазами Бальфуса. Он поднял лук, целясь в танцующий силуэт, черный на фоне пламени, и спустил тетиву. Грабитель конвульсивно подпрыгнул и упал с пробитым сердцем. А потом на ошеломленных дикарей свалились двое белых мужчин и собака. Конана вдохновлял дух борьбы и старая расовая ненависть. Бальфуса вел гнев.

Первого пикта, вставшего на его пути, Бальфус встретил жестоким ударом и, перепрыгнув через труп, кинулся на остальных. Но Конан уже убил одного из воинов, и прыжок аквилонца запоздал. Еще один пикт рухнул, пронзенный длинным мечом киммерийца. Бальфус повернулся к последнему, но над его телом стоял Грызун с окровавленной пастью.

Немой Бальфус смотрел на тела, лежавшие у горящего воза. Оба были молоды, она — почти ребенок. По страшной иронии судьбы пикты не тронули ее лица, и даже в смертной муке оно было прекрасным. Но юное тело покрывали порезы от острых ножей и черные кровоподтеки. Бальфус с трудом проглотил слюну. Ночная трагедия совершенно обессилила его. Хотелось плакать, упасть на землю и грызть траву.