Крис Уэнрайт - Империя крови

Дальше видение поплыло, женские голоса растворились в птичьем клекоте и мычании коров. Конан почему-то снова увидел протянутые к нему руки матери. Кто из спящих может сказать, сколь долго продолжаются зыбкие смутные видения? Но вдруг сон вновь стал более ясным и четким.

Киммерийца опять вели по длинному каменному коридору, однако он сознавал, что это не узкий и затхлый проход в подземелье. Здесь чистый деревянный пол и стены казались сложенными более ровно, а может быть, просто были новее. Стены коридора внезапно подернулись туманом, и сон опять стал неотчетливым.

Послышалось жужжание пчел или мух, зазвучали неясные голоса, сначала где-то внизу, потом с боков, а затем и со всех сторон. Люди говорили, но, ни слов, ни кто их произносит, Конан разобрать не мог, будто многоголосый гул слился с шелестом крыльев тысяч огромных мух, и он замахал руками, пытаясь их отогнать. Но кому же это удается во сне? Руки двигались медленно, нехотя, они были слабыми и непослушными, словно кипа хлопка или шерсти, и насекомые облепили его лицо, не давая вздохнуть.

Киммериец напряг все силы и попытался проснуться, чтобы отогнать наваждение, но сон опять превратился почти в явь, и варвар хотел было ущипнуть себя, чтобы проверить, спит он или нет, но тут же забыл об этом, ибо очутился в поистине чудесном месте. Оно настолько поразило его воображение, что все остальное перестало его волновать.

Овальное помещение с тремя небольшими зарешеченными окнами на высоте его роста было устлано коврами. Они целиком закрывали стены и пол, придавая комнате сходство с огромным ларцом изящной кхитайской работы, внутренние стенки которого обычно драпировались вышитым шелком. Мебель была низкая, из темного полированного дерева, с мягкими спинками и резными вычурными ножками и подлокотниками. Чувствовалось, что мастер, изготовивший ее, потратил, может быть, не один год упорного труда, чтобы сотворить такое чудо. Было похоже, что Конан в своих сновидениях попал в дом иранистанского вельможи или, того выше, во дворец самой раджассы где-нибудь в далеком Прадешхане. Однако он трижды мог поклясться хоть Кромом, хоть Нергалом, хоть самим Светлоликим Митрой, что все это происходит в Ильменском храме, потому что на одной из кушеток восседала та самая сука Мэгенн, по приказу которой его хлестали плетьми, оставили неизвестно сколько времени висеть распятым, чуть не прижгли раскаленными прутьями и чем-то опоили.

Правда, сейчас она уже не казалась ему такой мерзкой, как наяву, тем более что была весьма приятной, пожалуй, даже красивой женщиной. Мэгенн была одета не как обычно, в кожаные штаны и белую рубаху, а наряжена в легкий шелковый хитон со множеством складок, и стоило ей чуть шевельнуться, как складки распадались и сквозь почти невесомую ткань просвечивало загорелое, как у всех амазонок, тело.

— Хорошо, что ты все-таки пришел, — пропела она, и варвара поразило, что даже голос женщины, показавшийся ему там, внизу, хриплым, сейчас звучал нежно и мелодично.

Киммериец хотел ответить, но губы не слушались его, они были таким же неподатливыми, как и руки, которыми он в предыдущем сне пытался отогнать рой надоедливых насекомых. Мэгенн поманила его к себе, и он, повиновавшись, подошел к столу, стоявшему перед ее кушеткой, и сел в большое кресло, такое удобное, что оно сразу мягко приняло его в свои ласковые объятия.

— Что выберешь? — заботливо спросила Мэгенн, указывая на изящные кувшинчики и графины. — Барахтанское, зингарское, аргосское?

Конан опять собрался ответить, но она понимающе усмехнулась и сама налила в его кубок красного, как кровь, терпкого и ароматного аргосского нектара, лучшего вина во всех хайборийских землях.

Варвар осушил кубок и непроизвольно щелкнул языком от восхищения вкусом этого дарованного богами напитка, покрутив головой в знак одобрения.

Кубок снова оказался наполненным, киммериец вновь опрокинул его, и он почувствовал себя счастливым и беззаботным, каким можно быть только в благословенном детстве или сладостном сне. Если бы так могло продолжаться вечно!

Неуловимая мысль метнулась в затуманенном мозгу варвара и тут же пропала, потому что мысли, пришедшие во сне, а особенно в таком чудесном, чудесным же образом и испаряются. Когда проснешься, в памяти остается только что-то зыбкое, неуловимое, словно вкус выпитого вина на языке. Такую мысль, кажется, вот-вот схватишь, уловишь, а она тускнеет и исчезает, пока не растает совсем, словно уходящий в туманное море корабль.

Мэгенн, приподняв руки, хлопнула в ладоши, и киммериец полюбовался ее полной налитой грудью, просвечивавшей сквозь легкую ткань. Женщина перехватила его взгляд и призывно улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами. На ее зов в комнату вбежали две молоденькие девушки, которые принесли подносы с яствами. Они грациозно поклонились и поставили блюда на стол. Девушки были совершенно нагими, юными и стройными, они напомнили варвару таких же юных амазонок, томившихся в пещере колдуна, однако смотрели на него совсем не так, как те девчонки, что безжалостно столкнули его вниз, в подземелье. Их взгляды были открытыми и восхищенными. Перехватив один из них, Мэгенн резким движением руки велела девушкам удалиться.

Она вновь наполнила кубки и указала Конану на лакомства. Тот отдал им должное, запивая чудесным напитком. Скоро щеки женщины разрумянились, и она стала нравиться ему еще больше — варвар уже с трудом сдерживал себя. Мэгенн заметила это и залилась, глядя на него, серебристым смехом. Только тогда он понял, что наг, и она все видит. Киммериец потянулся к ней всем телом и почувствовал, как вновь становится сильным и крепким, а руки его снова налились мощью, как всегда. Женщина отпрянула от него, но только на миг, чтобы, изогнувшись в сладостной истоме, сбросить через голову шелковое невесомое одеяние и предстать перед ним во всем блеске зрелой красоты. Варвар обнял ее и бросил на ложе.

Она, расслабившись, приняла его, и вновь сон Конана стал туманным, и он какое-то время ничего не помнил и не ощущал…

— Расскажи мне что-нибудь! — тихо и устало произнесла Мэгенн, прильнув к его широкой груди.

Киммериец почувствовал вдруг неистребимое желание поведать ей о себе — обо всем, что случилось с ним в последнее время, и он рассказывал, поглаживая ее короткие черные волосы, шею и стройную спину. Женщина слушала внимательно, не перебивая, а варвар все говорил и говорил, сам удивляясь своей многословности. Конан рассказал про Тайрада, колдуна Чойбалсара, про план покорения амазонок, про отряд Паины, разбивший лагерь недалеко от храма, и чем больше он говорил, тем больше изумлялся тому, как четко звучит его голос, как явственно он ощущает нежность кожи припавшей к нему женщины…