Сурен Цормудян - Когда завидуют мертвым

— Ну, именно так я все и рассказал, — равнодушно пожал плечами Илья.

— А на хрена?!

— Они там все людоеды…

— Людоеды? Людоед, да ведь ты тоже людоед!

— Несмешной каламбур.

— А кто тут шутит? Кто, Илья?

— Я единственный людоед, который не ест людей.

— Правильно. Ты их просто убиваешь. Пачками!

— Миллионами, — ухмыльнувшись, кивнул Крест.

— Они не от хорошей жизни каннибализмом занимаются! Занимались, вернее!

— А ты? Почему ты человечину не ешь? Почему конфедераты и сталкеры людей не едят? Почему Колька от одной мысли о каннибализме бледнеет? Вы на другой планете живете? Сытой и благоденствующей?

— Они не причинили нам вреда!

— Но ели других. А на других нам плевать. Нам ведь хорошо и ладно. Так? — кивнул Людоед. — А теперь представь такую ситуацию. Вы добрались до ХАРПа и взорвали его к чертям. Наверное, он перестанет влиять на погоду. Наверное, облака расступятся. Наверное, климат смягчится. И все выжившие повылазят из своих нор. Если сейчас все действуют на ближайшей к их жилищу территории, кроме нескольких психов, решивших проехать полмира ради призрачной надежды, то потом они, все остальные, ринутся на обширные пустующие территории. На своих соседей. И что эти «три свиньи» принесут людям? Как ты думаешь?

— Это сомнительное оправдание.

— А я не оправдываюсь. Мне не в чем оправдываться. И к тому же я сначала зарезал Олигарха. Нам все равно не дали бы уйти оттуда.

— А зачем ты его зарезал? Просто из-за того, что его взгляды на жизнь противоположны нашим? Только из-за этого?

— Взгляды на жизнь, говоришь… — улыбнулся Крест. — Ну, были причины убить его. Тебе не понять, раз ты такой либерал.

— Илья… — подал наконец голос стоявший в стороне и ежившийся от холода Николай. — Илья!

— Ну, чего тебе?

— Расскажи Варягу. Расскажи ему про «Артель».

Людоед уставился на Николая, затем устало повесил голову и тихо засмеялся.

— Однако… — пробормотал он. — Парень совсем не промах…

— Про какую еще артель? — нахмурился Варяг. — Про ту, что он взорвал?

— Нет. — Васнецов мотнул головой и поправил шапку. — Другая артель. Некое тайное общество… Неужели ты не знаешь, Варяг? Ты ведь дружил с моим отцом. А он был в этом обществе. Это люди, имевшие на руках списки влиятельных в стране людей, подлежащих уничтожению в случае большой войны.

— Что за бред. — Яхонтов недоумевал. — Откуда ты вообще взял это?

— Дядя рассказал.

— Кто рассказал?

— Эту записную книжку, что сталкеры мне просили передать, вел мой дядя. Владимир Васнецов. Его завербовали в «Артель».

— Ассасины, — хмыкнул Людоед.

— Ассасины? Это же древнее тайное исламское движение. — Яхонтов взглянул на Илью. — При чем тут это?

— Хашашины. Типа, употребляющие гашиш или одурманенные гашишем. Завербованные духовным лидером и фанатично преданные ему боевики. Ассасины — это уже европейская транскрипция. Синоним скрытных профессиональных убийц, для которых не существует преград и от которых практически нельзя ни скрыться, ни защититься. Вербовщик именно так нас и называл.

— Так ты ассасин? — Удивлению Варяга не было предела.

— Да. Он самый… В том числе и ассасин. — Крест лукаво улыбнулся. — Именно поэтому я и грохнул этого олигарха. Он был в черном списке.

— Господи, Илья, столько лет уже прошло. Все в прах превратилось. На кой черт тебе это надо было сейчас?

— У преступлений нераскаявшихся врагов народа и страны срока давности нет, — нахмурившись, ответил Людоед.

— Врагов народа? У нас тут что, тридцать седьмой год?

— Знаешь, Яхонтов. Если бы мы повторили этот самый тридцать седьмой год своевременно, то, может, и катастрофы общемировой не случилось бы. Слишком поздно мы стали отстреливать тех, кто своими деяниями позволил противнику думать, что война будет легкой прогулкой. А оно вон как вышло. Давили нас, дробили. Разваливали и опускали. Потом решили сделать контрольный выстрел, а мы, оказывается, были в состоянии дать сдачи. И так дали… Сам видишь.

— Черт… Да ты сам понимаешь, что говоришь?

— Возможно, если бы мы пошли на сознательные жертвы заблаговременно, то других, гораздо больших жертв избежать смогли бы…

— А кто… кому дано определять списки жертв? Чья это привилегия? Твоя? Ты же сам говорил Николаю, что он напрасно решает за других, что для них благо, а что нет. А сам? Кем ты вообще себя возомнил? А эта несчастная девочка в чем провинилась? Она ведь тоже сгорела, как и все, в той общине. Ее за что?

— А она выбрала свой путь. Верно, Николай? — Крест посмотрел на Васнецова.

— Ты что, подслушивал мой с ней разговор? — вздохнул тот.

— Ну, ты ведь позволил себе подслушать мой разговор, — подмигнул ему Крест.

— Откуда ты знаешь?

— Догадался, — хмыкнул Крест. — Ты весьма предсказуем.

— Она выбрала свой путь, — угрюмо кивнул Яхонтов. — Просто она не знала, что в их дом пришел человек, который всех их приговорил. Который сожжет их всех заживо. Она ведь не знала, что ей осталось жить пару часов. Потому и выбрала тот путь. Что ты за человек, Илья?! Что ты за псих такой?!

— Мне ее жаль, конечно. Вообще много кого стоит пожалеть на этой планете. Но! Когда лес рубят, щепки летят.

— Да пошел ты! — рявкнул Варяг и полез обратно в шлюз.

Людоед какое-то время задумчиво смотрел на снег перед собой, потом медленно повернулся к Николаю.

— Ну что, блаженный. Пора ехать дальше.

— Мне до ветру надо, — ответил Васнецов, переминаясь с ноги на ногу, отчего под ногами раздавался хруст снежного наста.

— Ну, так чего ты ждешь? Иди.

— Ладно.

— Только далеко не отходи. Опять вляпаешься во что-нибудь, — улыбнулся Крест.

— Хорошо.

Николай направился к накренившемуся дереву, одиноко торчащему из сугроба. Он встал за дерево спиной к луноходу и сделал свои дела. Уже когда он заправил одежду, его взгляд уловил что-то странное. Это была тень. Сумрачный мир не знал теней на улице. Солнечный свет растворялся в вечных облаках, и те равномерно освещали днем поверхность земли. Но сейчас Васнецов увидел, как перед ним медленно очерчивается его собственная тень. И тень наклонившегося мертвого дерева. Николай замер, не понимая, что происходит. Тень становилась все темнее, и ее размытые границы постепенно приобретали все более четкие очертания. Дневной свет становился все интенсивнее. И вдруг мириады кристалликов снега засверкали вокруг, играя лучами света. Ничего подобного он никогда не видел. Во всяком случае, не помнил. Васнецов медленно повернулся и оторопел. Туманная дымка мутного, как грязная вода, горизонта расступилась, и в непроницаемом своде лениво плывущих облаков образовалась огромная круглая брешь. Николай задрожал от волнения. В этой бреши, разогнавшей вокруг себя тучные, пышные облака, каскадом спускающиеся почти к самой земле, зияла невероятная голубизна чистого неба. Васнецов зажмурился от яркого нестерпимого света, когда наконец солнце выглянуло из-за края гигантской воронки. Он прикрыл лицо руками, отгораживаясь от этого фантасмагорического зрелища, поскольку солнце било даже сквозь прикрытые веки. И больно было смотреть на сверкающий снег. Это было совершенно невероятно. С тех самых пор, как тучи затянули небо и началась ядерная зима, выжившие надеялись, что это временно. Это ненадолго. Что облака расступятся, как это обычно бывает в природе, и люди снова увидят солнечный свет и чистое небо. Но этого не происходило. И давно уже всем казалось, что теперь так будет всегда. Остатки людей, зажатые между промерзшей и покрытой снегом землей и низкими тяжелыми свинцовыми облаками… Но сейчас… Может, все это лишь почудилось? Ведь мерещилась ему Рана, катающаяся на коньках, и еще всякое прочее…