Питер Нейл - Узники камня

И теперь он размышлял перед сном о превратностях судьбы.

Хотя в богов Тобис, конечно, верил, однако храмы посещал не слишком рьяно и пребывал в твердом убеждении, что любые приливы и отливы в жизни чаще определяются земными обстоятельствами, нежели божественным провидением. Вот, например, его приятель Арус — красавец, на котором так прекрасно смотрится воинское облачение. Так вот, Тобис не раз замечал, как жена заглядывается на этого Аруса, думая что муж не видит.

Вот уж воистину превратности судьбы.

А тем временем сам Тобис мается в лесной глуши на Острове Отверженных, где находящемуся под его началом отряду предстоит неминуемое сражение с шайкой бунтовщиков, возглавляемых этим головорезом Урдусом. Конечно, судьба предоставила ему прекрасную возможность доказать супруге свою любовь — для этого достаточно героически пасть в бою. Но тогда жена окажется в объятиях Аруса, разве не так?

По здравом размышлении полусотник пришел к выводу, что перспектива погибнуть от рук преступников нимало его не устраивает, даже невзирая на посмертную славу…

Аргосский отряд расположился в густом лесу к востоку от утеса, где обосновалась шайка Урдуса. Полусотник Тобис сверился по солнцу,— дело шло к полудню, — потом он еще раз взглянул на карту, которой их в свое время снабдили столичные военачальники; карта устарела лет на десять. Тобис припомнил другую, не так давно виденную в Мессантии,— там Остров был изображен намного подробнее. Упершись в лист пергамента невидящим взглядом и отгоняя назойливую мошкару, полусотник стал вспоминать замеченные в тот раз детали. Но ничего полезного в голову так и не пришло.

— Итак, двигаемся вперед,— объявил он десятнику Нотосу.— Их лагерь мы обнаружим еще засветло. Если разбойники успеют к тому времени убраться оттуда, мы получим отличный наблюдательный пункт и без труда отыщем, куда они направились.

— Хорошо.

Десятник дал команду, и воины принялись разбирать оружие, готовясь к походному построению.

— Скажи людям, чтобы не шумели,— предупредил Тобис.

Нотос кивнул, обернулся и, сложив руки рупором, закричал:

— Тихо! Чтобы эти псы не услышали нашего приближения!

Голос его разнесся далеко окрест, отразился эхом и медленно замер в лесной чаще — кое-кто из аргосцев не сдержал иронической усмешки.

Полусотник вздохнул, покачал головой и в который уже раз за эти дни помянул Митру.

Урдус и три дюжины его сторонников совещались, собравшись у погасшего костра. Перешептываясь, они не забывали зорко следить за пленниками.

Тем временем неподалеку обсуждали положение встревоженные приспешники Отоса.

— Сдается, они задумали всех нас прикончить,— вполголоса сказал один из них.— Боятся, что аргосцы возьмут их в кольцо, а нам не доверяют.

В группе пленников Десмос без устали трудился, пытаясь ослабить путы, однако узлы не поддавались. Тяжко вздохнув, он повернулся к Соне:

— Боюсь, нам всем конец.

Воительница присмотрелась к Урдусу.

— Нет, убивать нас они не собираются,— проговорила она.— Думаю, двинутся дальше. Если они задумали покинуть Остров, мы нужны им как заложники.

— Эх, если б хоть один из нас смог освободиться, хотя бы один.— посетовал Хубартис.

— Все! Получилось! — торжествующе прошептала Соня; по движениям плеч было ясно, что девушка распутывает за спиной веревки.

У пленников перехватило дыхание.

— Не обращайте внимания,— скомандовал Хубартис.— По-прежнему смотрите на Урдуса.

— Вот незадача! — вдруг выругалась девушка.— Нет. Прокляни их Митра на веки вечные! Взгляни-ка на мою цепь, Хубартис.

— Не решаюсь: они могут заметить.

— Тогда пощупай ее. Хоть это ты можешь?

Хубартис придвинулся к Соне и кончиками пальцев правой руки дотянулся до взмокшего от пота запястья воительницы, провел по цепи.

— Так, одно звено,— прошептал он.

— Понимаешь, они ослабили цепь, а потом, когда перетаскивали меня нынче утром, затянули снова. Проклятие! Как плотно!..

— Осторожней! — предупредил Десмос.— Они встают. Спокойно, Соня!

Пленники внимательно следили за разбойниками. Первым с обнаженным мечом в руках поднялся Урдус — гигант возвышался над сидящими товарищами, словно башня. Он поискал глазами Отоса и жестом подозвал его.

Оглянувшись на своих людей, тот поднялся и сделал несколько шагов по направлению к вожаку.

— Подойди ближе.

— Я не доверяю тебе,— отозвался Отос.

— Мы хотим потолковать с тобой.

— Ну так говори!

— Ладно,— пожал плечами Урдус.— Можете уходить, я вас не держу. Идите своим путем — и ты, и твои люди.

— Чтобы получить стрелу промеж лопаток, как Атхари?

— Нет! — помотал головой вожак.— Нет. Ты помогал нам освободиться и потому имеешь право остаться в живых. Но доверять тебе я больше не могу — особенно в бою. Так что уходите.

Отос колебался, обдумывая ситуацию, потом сказал:

— Мы хотим забрать с собой четверых пленников.

Урдус помрачнел и взглянул на своих соратников. Большинство отрицательно покачали головами, кое-кто презрительно сплюнул. Гигант повернулся к Отосу.

— Мой ответ — нет.

— Не хочешь поделиться? — рассердился тот.— Но аргосцы зарубят нас, если найдут.

— Ну и что из того?

— А нам пленники нужны в качестве выкупа,— начал было Отос.

— Да, они — выкуп, но не для вас, а для нас,— спокойно ответил вожак.

— Тогда — хоть одного. Эту рыжую, например.

— Уходи,— снова покачал головой Урдус.— Убирайтесь отсюда! И поживее!

Отказываться от укоренившихся привычек всегда трудно. Еще перед тем как отправиться на Ос-Льерро, Атхари постепенно отдалился от всего, присущего людям, отвык от естественных для человека поступков. За годы обучения магическим искусствам он почти забыл, что существует иной, реальный мир, разучился вести себя в нем. Вот и сейчас — даже легкое прикосновение женщины шемит воспринимал почти как злонамеренное покушение на свою жизнь.

Однако пребывание среди преступников мало-помалу изменило колдуна, в нем возродились угасшие было чувства, он вновь обрел способность ощущать гнев или страх, снова испытывал жажду женской любви.

И ненавидел себя за это.

В пограничных областях оккультных миров человеческие чувства растворялись в беспредельности вселенной. Человеческая душа оказывалась ничтожной пылинкой, вовлеченной в водоворот безмерного океана, который медленно раскачивался в вечных приливах и отливах времени, и душа отбрасывалась на холодный мертвый берег, бесконечно простиравшийся в землях волшебства, землях белого ужаса, несравненно более обширных и ярких, чем теплый, человеческий мир плоти.

Но как объяснить это Алейле? Да и зачем?