Роберт Говард - Соломон Кейн. Клинок судьбы

— Мерилин! — сорвался с губ Кейна рыдающий всхлип.

Худенькое белокожее тело, распростертое на черном камне… На какой-то миг англичанин ослеп, оглох и потерял способность двигаться. Он чувствовал себя совершенно беспомощным. И не было времени возвращаться и заново разыскивать нишу, в которой прятался жрец.

Уже теперь бледное сияние росло за черной маковкой Башни, все четче обрисовывая ее на фоне звездного неба. Это восходила луна. ЛУНА ЧЕРЕПОВ. Пение танцоров перешло в вой, визг, а из молчаливой толпы зрителей послышался глухой, зловещий рокот барабанов. Потрясенный Кейн невольно спрашивал себя, уж не во внутренние ли круги преисподней случилось ему заглянуть.

Пережитком каких неисповедимых культов седой древности был этот извращенный, утративший сущность обряд?.. Теперь Кейн знал, что нынешние черные негарийцы всего лишь по-обезьяньи копировали ритуалы, бывшие в ходу у их прежних господ. И даже несмотря на бездну овладевшего им отчаяния, он содрогнулся при мысли: каков же должен был быть этот обряд во всей своей былой значимости и полноте!..

Но вот подле алтаря, на котором молча лежала бедная девушка, появилась жуткая тень. Рослая фигура, совершенно обнаженная, если не считать раскрашенной маски на лице и головного убора из пышных волнующихся перьев. Монотонная песнь на мгновение стихла, но только для того, чтобы сразу взвиться в диком экстазе.

Кейн почувствовал, как дрогнул пол под ногами. Уж не слитная ли мощь голосов заставила трепетать вековой камень?..

Трясущимися руками принялся он отпирать дверь, заложенную засовом. Ему оставалось одно: безоружным выскочить туда, на площадь, и умереть подле девушки, которую ему не удалось избавить от смерти…

В это время чей-то силуэт появился снаружи, загородив собой происходившее. Кейн всмотрелся… Здоровенный чернокожий, судя по убранству и осанке — вождь, прислонился к стене прямо перед дверью, праздно наблюдая за обрядом. Сердце Кейна снова бешено заколотилось. Это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой! За поясом у вождя торчал его пистолет!.. Кейн, в общем, догадывался, что отнятое у него оружие дикари поделили между собой. И этот вождь, конечно, понятия не имел, как поступать с пистолетом. Должно быть, он прельстился необычной формой «боевого жезла» и таскал его с собой как ненужную, но престижную побрякушку. Задумывался ли он о ее истинном предназначении?.. Какая разница! Главное, что пистолет был рядом, только протяни руку и…

Пол под ногами у Кейна вновь содрогнулся.

Соломон осторожно потянул отпертую дверь на себя и затаился в потемках за спиной у ничего не подозревающей жертвы, опасный, словно тигр, вышедший на охоту.

В проворном мозгу пуританина уже вспыхнул четкий план дальнейших действий. Подле пистолета за поясом чернокожего виднелся кинжал; спина была обращена прямо к Кейну; бить придется слева и прямо в сердце, чтобы не успел поднять шума. Он изготовился, напрягшись всем телом…

Вождь даже не подозревал о присутствии врага за спиной, пока жилистая правая рука Кейна не скользнула над его плечом и не зажала ему рот, одновременно рванув назад. В тот же миг левая рука пуританина выдернула у него из-за пояса длинный кинжал и одним точным взмахом вогнала лезвие между ребер.

Воин обмяк, не успев проронить ни звука, а пистолет Кейна уже вернулся в руку хозяина. Беглый осмотр показал англичанину, что пистолет был по-прежнему заряжен и кремень находился на месте.

Все произошло настолько быстро, что убийства вождя не заметила ни одна живая душа. Немногие зрители, стоявшие близ двери, неотрывно глазели на черный алтарь, упиваясь трагедией, которая разворачивалась перед ними. Как раз когда Кейн переступал через поверженный труп, пение танцоров внезапно прекратилось. Последовало мгновение тишины. Кровь бешено стучала у Кейна в висках, но все-таки он отчетливо расслышал, как шуршал ночной ветер в призрачно-белых перьях убора человека в маске, стоявшего у алтаря.

Над шпилем Башни засиял краешек лунного диска.

И тогда с высоты Башни Смерти послышался низкий, рокочущий голос, выпевавший слова странного гимна. Оставалось только гадать, знал ли спрятавшийся там жрец истинное значение этих слов. Но по всей вероятности, он умудрялся воспроизводить даже выговор давно умерших Посвященных, прибывших из затерянной Атлантиды. Голос его заполнил собою всю площадь, порождая таинственное эхо. Так волны вечного моря бьются о нескончаемые песчаные берега.

Человек в маске выпрямился над алтарем во весь свой громадный рост и воздел над головой длинный блестящий клинок. Кейн успел узнать в этом клинке… свою верную рапиру.

Соломон поднял пистолет, прицелился и выстрелил.

Нет, не в голого жреца. В череп, видневшийся наверху. Ибо безошибочная интуиция вызвала в памяти англичанина слова умирающего атланта, назвавшего череп Накуры «осью и краеугольным камнем, на котором зиждется разум всего народа Негари».

Оглушительно грохнул его пистолет, и в ответ почти тотчас же раздался резкий сухой треск: меткая пуля вдребезги разнесла череп, и он попросту исчез, рассеявшись тысячами мельчайших осколков, а священная песнь завершилась предсмертным воплем и стихла. Разбив череп, пуля достала и того, кто ее пел.

У жреца в маске вывалилась из руки Кейнова рапира. Большинство танцоров в ужасе попадали наземь, остальные замерли, точно пораженные громом. Воспользовавшись мгновением всеобщего замешательства, Кейн бросился к алтарю…

Потом словно бы весь ад сорвался с цепи.

Жуткая какофония звериного крика, которым взорвалась площадь, заставила отшатнуться сами звезды. Столетие за столетием лишь вера в божественность давно канувшего в вечность Накуры удерживала погрязших в крови негарийцев от всеобщего помешательства. И вот их кумир был повержен, да не просто повержен — рассыпался прахом непосредственно у них на глазах! Если бы с расколотого неба свалилась луна и наступил конец света, даже это не произвело бы на них большего впечатления. Кровавые видения, теснившиеся у каждого на задворках сознания, обретали жуткую плоть. Наследная склонность к умопомешательству дождалась своего часа. Перед Кейном предстал целый народ, словно по мановению волшебной палочки обратившийся в стадо ревущих маньяков.

Мужчины и женщины — вся площадь — с визгом и воплями накинулись друг на дружку, убивая направо и налево копьями и кинжалами, пуская в ход ногти и зубы, раздавая удары пламенеющими факелами. Двуногие звери с ревом рвали подобных себе.

Пришлось разряженному пистолету в руке Кейна в самом деле обратиться дубинкой: с этим единственным оружием продирался он сквозь бушующий кровавый прибой, прокладывая себе путь к алтарю. Чьи-то ногти полосовали его тело, перед глазами зловеще сверкали ножи, факелы поджигали одежду… Он не обращал внимания ни на что.