Бернхард Хеннен - Воины света. Меч ненависти

Альфадас вздохнул. Ему нравился старик, и он не хотел обижать его веру. Как объяснить ему, что эльфы могут жить вечно? То, что он считал чудесным обещанием в посмертии, было их действительностью. Альфадас знал истории своего народа. Но какие чертоги богов сравнятся с дворцом Эмерелль? Священнослужители рассказывали об огромных длинных домах с позолоченными деревянными столбами, где вечно пируют боги со своими избранниками. Чертоги, полные дыма и рева гуляк.

Праздничные залы эльфов были гораздо чудеснее. С высокими потолками и стенами, выглядевшими так, словно были созданы из утреннего света. В воздухе там витал аромат цветов. А когда кто-то из мастеров играл на флейте или касался лютни, музыка проникала прямо в сердца слушателей. Альфадас провел рукой по гладкому древку топора. Дерево потемнело от пота. Ярл вспомнил свое долгое путешествие вместе с отцом. Их проклятые поиски ублюдка.

— Я видел Ничто, старик. И другие места, которые ты даже в самых смелых мечтах не сможешь вообразить. Но в Златые Чертоги не верю.

— Да я же не говорю, что этого Ничто не существует, — отмахнулся Гундар. — Места тьмы и отчаяния. У всех нас бывали часы, когда нам казалось, что мы близки к этому месту. Боюсь даже, что большинство из нас уйдут туда, когда пробьет час. Но мы сами можем решить, какова будет наша судьба.

— Правда? — цинично переспросил ярл, в то же время радуясь, что можно еще немного оттянуть неотвратимое и поговорить со священнослужителем. — Ведь твой бог — Ткач Судеб. Как я могу решать относительно своего будущего, когда мой путь уже предначертан? Разве не раб я Лута? Не безвольная фигура в игре богов?

Гундар вынул из сумки яблоко и изо всех сил впился в него зубами. Он посмотрел на Кадлин, которая снова пошла к берегу и стала играть камешками.

— Ты неверно понимаешь сущность Лута, ярл. Да, он Ткач Судеб, но он знает, что ты станешь делать, потому что он знает тебя очень хорошо, ведь он соткал нить твоей жизни. Иногда он пытается помочь нам, подавая знаки. Он приветливый бог. Он хочет, чтобы все нашли свой путь в Златые Чертоги, хотя и знает, что у многих это не получится. Он надеется, что мы будем смотреть на мир и творения богов чистыми глазами. Тот, кто при жизни понимал дела Лута, легче найдет путь к нему после смерти. К сожалению, большинство из нас слепы к его знакам. Даже я не всегда понимаю Ткача Судеб.

Альфадас покачал головой. Никогда он не поймет эту веру в богов. Ему было трудно даже просто признать ее. Он не хотел насмехаться над Гундаром и тем не менее не мог удержаться.

— Давай дадим твоему богу возможность ниспослать нам знамение прямо сейчас. Несмотря на то что вода во фьорде горькая, Кадлин все время пытается пить ее. Кровь тоже наверняка скоро захочет пить. Если Кадлин станет пить первой, то я подарю собаке жизнь. — Он посмотрел на небо. — Ты слышал, Лут? Вот такая у тебя легкая задача. Жизнь Крови в твоих руках. Решай!

Священник остался на удивление спокойным. Альфадас ожидал протеста или, по крайней мере, укора, потому что он бросал богу вызов, но Гундар спокойно продолжал есть яблоко. И только доев и выплюнув зернышки в траву, он заговорил.

— Среди людей, наверное, нет никого, кто смог бы тягаться с известным мечником Альфадасом, королевским герцогом и грозой всех врагов северных земель. Однако как бы тебя не называли и не титуловали, бросать вызов богу — выше сил даже самого лучшего из людей. Это как если бы тебя вызвала на поединок Кадлин. — Он улыбнулся. — Но Лут мудр и терпелив. Я уверен, он даст тебе подобающий ответ.

Ярл снова поглядел на небо.

— Я жду.

И они молча сидели рядом, наблюдая за собакой и ребенком. Прошло совсем немного времени, и Альфадас раскаялся в своем поведении. Какая глупость! И тем не менее возврата не было.

Гундар, ухмыляясь, съел второе яблоко, а Кадлин отошла от воды. Малышка устало терла глаза. Кровь, растянувшись, лежала на траве и дремала. Кадлин подошла к ней и устроилась на скатавшемся черном боку. Вскоре задремала и она.

Альфадас долго смотрел на собаку. Крепкие жгуты мышц скрывались под кожей, из-за чего Кровь казалась бесформенной. Шрам на носу покрылся темной корочкой. В ярком утреннем свете ярл увидел еще много других шрамов. Подумал о плети, которую оставил Оле. Пыточный инструмент, созданный для того, чтобы наносить глубокие раны. Негодяй! Нужно забрать у него всех собак!

Гундар запрокинул голову и стал следить за одинокой тучей, летевшей по ярко-голубому небу. Священнослужитель молчал, улыбался каким-то своим мыслям, и, несмотря на это, молчание было красноречивее всяких слов.

Альфадас все еще не был готов сдаться. Один из них пойдет к воде! Ему было уже все равно, кто это будет — Кровь или Кадлин. Ярл размышлял. Что он скажет Асле, если вернется с собакой? Примет ли она приговор Лута? Может быть. А вот его решения не убивать собаку она не примет никогда. В принципе, неплохо, что священнослужитель стал свидетелем. Так будет легче.

Наконец Гундар нарушил молчание:

— Прошло больше часа, ярл. Вынужден признаться, что я уже так хочу пить, что готов попытаться напиться из фьорда. Сколько ты еще собираешься ждать?

— До тех пор пока не будет знака, — упрямо ответил Альфадас.

Священнослужитель вздохнул.

— А ты не думаешь, что Лут уже давно сказал нам свое слово? Мы можем просидеть здесь до заката, и ни ребенок, ни собака не станут пить из фьорда. До сегодняшнего дня я считал тебя умным человеком, ярл. Ты ведь уже должен был понять, каков ответ. Ткач Судеб не готов снять с тебя ответственность за принятие решения.

Альфадас ожидал услышать что-то подобное. Самым важным качеством, которым нужно было обладать, чтобы стать священнослужителем, был дар обращать все происходящее на пользу своему богу. У Гундара могли быть недостатки, но язык у него был подвешен как надо.

— И что же, по-твоему, говорит мне твой бог?

— Прислушайся к себе. Забудь на миг о других людях. Обо мне, о жене, даже о Кадлин. Освободись от незримых пут, которые тебя душат. Дай себе труд поразмыслить над своей жизнью и ее неизбежностями, а потом сделай так, как считаешь нужным. И такова будет воля Лута.

Альфадас подхватил топор и подошел к Крови. Затем спрятал оружие за пояс и взял Кадлин на руки. Мгновение смотрел на крупную некрасивую собаку.

— Вставай, мы идем завтракать, — сказал он наконец.

На щеке чувствовалось приятное тепло. Совсем рядом слышалось тихое потрескивание огня. Олловейн хотел было открыть глаза, но веки слиплись и опухли. С огромным трудом удалось приоткрыть левый глаз. Как раз достаточно, чтобы разглядеть огонь. Он был неопасным. Его окружал круг из белых камней величиной с кулак. Дерево было белым, словно кости. Некоторые язычки пламени были зеленоватыми. Плавник! Олловейн попытался подняться, чтобы лучше видеть, где находится. Но тело отказалось служить ему. И… почему он не чувствует запаха огня? Он полностью сосредоточился на том, чтобы ощутить какой-нибудь запах, но ничего не почувствовал. Он не чувствовал даже, как дышит. Ничего — ни в носу, ни во рту. И тем не менее грудь его опускалась и вздымалась. Слышался чужой, булькающий звук. Олловейна охватила паника. Может, он мертв? Он попытался повернуть голову. Невозможно!