Бернхард Хеннен - Воины света. Меч ненависти

— Где мой сын теперь? Ты оставила его среди волков? И сколько ему лет? Он ведь не находится по-прежнему у той горы, о которой идет настолько дурная слава, что туда не приходят даже мауравани?

— Наш сын живет свою двенадцатую зиму. И он в безопасности среди волков. Они не растерзают его. Я… — Голос не слушался ее. Она отвернулась. — Я никому не могу доверять.

Альфадас подошел к ней и погладил по щеке.

— Мне ты доверять можешь.

От прикосновения к ней испарилась вся его ярость, и произошло то, чего он боялся больше всего. Все воспоминания о полугоде, который они провели вместе, отчетливо вернулись к нему. Тогда он чувствовал себя счастливым впервые в жизни.

Лишь Асла сумела залечить глубокие раны, нанесенные ему Сильвиной, когда та внезапно исчезла. Он проклинал мауравани. И искал ее, неделю за неделей. Но уже в первый день поисков понял, что никогда не отыщет Сильвину, если только она сама не захочет этого. Наконец отказавшись от поисков, он попытался по крайней мере понять ее. Но это тоже не удалось. Никто не мог понять маураван, так говорили всегда, и наконец он согласился с общим мнением. А затем пришел отец. Поехать с ним и оставить позади все, что напоминало о Сильвине, было необходимо. А потом он встретил Аслу. Она любила его с первого дня. А он?

С Аслой ему было хорошо. С ней он обрел мир. Но каждый раз, когда он глядел на каменную корону Январского утеса, приходило понимание, что он сотворил с Аслой. Ей пришлось заполнить брешь, оставленную Сильвиной. Он любил свою жену… Но то была иная любовь, не та, которую он испытывал к эльфийке.

Сильвина поцеловала его. То было всего лишь мимолетное касание, но исполненное страсти.

— Я не буду стоять у тебя на пути, — хрипло произнесла она.

А затем торопливо скрылась в ночи.

Прошлую ночь он почти не спал, они снова тронулись в путь задолго до рассвета. Густая метель скрывала равнину от взглядов, сужая мир до нескольких шагов впереди.

Альфадас думал об Асле. Все эти годы он был с ней счастлив, даже если не мог стереть воспоминания об Альвенмарке. Неужели он обманывался? Герцог пожалел, что затеял разговор прошлой ночью. Теперь он шагал посреди колонны своих ребят. Затерянная черная точка посреди длинной череды черных точек. Он смотрел на плащ воина, шедшего впереди. Ветер трепал изношенный плащ. Снег набивался в глубокие складки на плечах. Единственное, что было хорошо, — что не нужно было надевать снежные очки. Когда на глазах оказывалась эта полоска кожи с узкими прорезями, почти не было разницы, слеп ты или нет.

Каждый миг он готов был к тому, что появится посыльный от графа Фенрила и потребует передать командование. Насколько густой должна стать метель, чтобы эльфийский князь разглядел в ней опасность? Было бы разумнее остановить колонну. Герцог смотрел в спину шедшего впереди человека. Если он не сможет разглядеть складки на его плаще, то отдаст приказ об остановке, сколько бы ни колебался граф.

Альфадас ощупал грудь, где под кольчугой и подбитой тканью кожаной жилеткой висел эльфийский амулет. Без этой крохотной зачарованной монетки, наверное, половина его людей замерзла бы вчера ночью.

Не важно, насколько плохо все выглядит в данный момент для эльфов; того, кто может творить такие чудеса, никогда не победит горстка немытых троллей. Они должны победить, так было всегда!

К герцогу подошел Маг. Плащ военного ярла задубел от снега. Паромщик шел, слегка пригнувшись, сражаясь с ветром.

Альфадас посмотрел на него. Снег колол лицо сотней крохотных кинжалов.

— Все в порядке? — Приходилось почти кричать, чтобы заглушить вой ветра.

— Да, — ответил бывший паромщик. Затем вдруг покачал головой. — Нет! Мои люди спросили меня кое о чем, а я не знаю ответа. Поэтому хочу задать вопрос тебе. Мы тоже, крестьяне, рыбаки и ремесленники, войдем в чертоги Норгримма, если будем сражаться геройски? В старых сказаниях Норгримм призывает к себе ярлов, королей или, по крайней мере, известных воинов. — Он глубоко вздохнул. — И сможем ли мы отсюда, так далеко от Фьордландии, найти путь в его Златые Чертоги?

— Мужество не имеет никакого отношения к сословию, — сказал Альфадас. По лицу Мага он понял, что этот ответ его не удовлетворил. — Ты когда-нибудь встречался с тем, кто вернулся из Златых Чертогов, чтобы рассказать о них?

Молодой военный ярл сердито взглянул на него.

— Нет, конечно! Герои придут во Фьордландию вместе с Норгриммом, когда произойдет последняя битва. Раньше возврата нет.

— А тогда откуда мы знаем о вечном пире воинов, роскошных чертогах бога войны? Только от священнослужителей и скальдов, которые поют нам о героях. У нас есть свой собственный скальд. И Велейф Среброрукий считается лучшим в своей гильдии. Он напишет о нас великолепную сагу. И, я обещаю, в этой героической саге все, кто храбро сражался, найдут свой путь к Норгримму.

Маг нахмурился.

— Но разве это правда?

— Кому, кроме Лута, Ткача Судеб, известна правда? Я не знаю, существуют ли Златые Чертоги, Маг. Но одно я знаю точно: если Велейф вернется во Фьордландию, то внуки наших внуков станут рассказывать о людях, отправившихся сражаться на стороне эльфов. Большей славы не стяжали ни король Озаберг, ни другие герои. Истории о них пережили их смерть. Может быть, это и есть Златые Чертоги. Там те, кого не забывают.

Маг стряхнул заледеневший снег с плеч.

— Говорят, что ты не веришь в богов. Может, мне стоило спросить совета у кого-нибудь другого.

— Ты ведь не из-за своих ребят спрашиваешь, не так ли? Ты пришел из-за своего брата Торада.

Маг удивленно глядел на герцога. Наконец кивнул.

— Неужели читать в моем сердце настолько легко?

— Неужели это позор — не уметь скрывать правду?

Молодой военный ярл вздохнул.

— Пожалуй, легче поймать руками ветер, чем получить от тебя однозначный ответ, герцог.

— Только если ты задаешь вопрос, ответ на который уже находится в твоем сердце.

Альфадас не сумел сдержать улыбки. Он хорошо понимал отчаяние молодого воина. У него самого была дюжина подобных разговоров с мастером меча и приемным отцом. Тогда слова учителя приводили его в отчаяние. Лишь с годами он понял, что со стороны Олловейна это был не просто уход от неприятных вопросов. И герцог научился следовать голосу своего сердца. По крайней мере в большинстве случаев.

Люсилла, беловолосая эльфийка, вынырнула из метели подобно призраку. Пригнувшись к гриве своего коня, она пронеслась мимо.

— Они жутковаты, — сказал Маг. Он говорил настолько тихо, что метель развеивала его слова. — С тех пор как мы побывали на золотой тропе, мой брат страшно боится смерти. Он боится, что она подобна тьме, через которую мы прошли, — бесконечный ужас.