Джон Норман - Исследователи Гора

Ночью я показал ей кое-какие маленькие хитрости, элементарную технику рта, рук, грудей, волос, губ, стоп и языка. Это поможет девчонке выжить в таверне Пембе. Самое же главное – я объяснил ей чрезвычайную важность подчинения, основу основ поведения рабыни. Отсюда вытекает все остальное.

Я застонал, и она радостно посмотрела на меня, довольная, что ей удалось исторгнуть из меня сладостный звук.

– Доведи дело до конца, рабыня, – сказал я.

– Конечно, господин!

Мои руки непроизвольно вцепились в ее волосы. Я прижал девушку к себе. Потом я ее отпустил.

Подтянув девушку поближе, я посмотрел на ее лицо в тусклом свете нового дня, пробивающегося в альков сквозь щель между шторами на дверях. Потом я вытер рот невольницы ее волосами.

– Уже утро, господин, – прошептала она.

– Да, – сказал я.

Она преданно смотрела мне в глаза.

– Говори, – приказал я.

Прижавшись губами к моему уху, она зашептала. Прошлой ночью я научил ее этим словам.

Он – Господин, а я – Рабыня

Он – хозяин, а я – собственность

Он командует, а я подчиняюсь

Он получает удовольствие, а я его доставляю

Почему это так?

Потому, что он – Господин, а я – Рабыня.

Я положил ee на спину спину и улыбнулся:

– Доброе утро, рабыня!

– Доброе утро, господин! – радостно откликнулась она.

– Хорошо ли ты спала? – спросил я.

– Ты почти не позволил мне спать, но в те маленькие промежутки, которые у меня были, я спала самым крепким и счастливым сном в моей жизни!

– Снились ли тебе сны?

– Мне приснилось, что я рабыня. А потом я проснулась, и оказалось, что это так и есть. Я улыбнулся.

– Я – рабыня, – радостно произнесла она. – Представляешь, как это здорово! Сегодня утром я проснулась с ощущением огромного счастья. Ты подарил мне это чувство вчера ночью.

– Как по-твоему, способна свободная женщина пережить такое? – спросил я.

– Никогда, – решительно ответила Эвелина. – Потому что свободные – не рабыни. То, что я пережила, может чувствовать только рабыня, лежащая в объятиях господина. Свободной женщине эти чувства недоступны.

– Пока ее не закуют в кандалы, – заметил я.

– Конечно, господин, – согласилась она. – Если бы ты знал, как мне жаль свободных женщин! Какие они невежественные! Неудивительно, что они враждебно относятся к мужчинам. Впрочем, если мужчина недостаточно силен, чтобы надеть на женщину ошейник, он действительно достоин ненависти.

– Может быть, – задумчиво проговорил я, вспомнив женщину, которая некогда была моей свободной спутницей. Я вспомнил, какую жестокость она проявила по отношению ко мне в доме Самоса, когда ей показалось, что я слаб и беспомощен. Некогда она была дочерью Марленуса из Ара, но он от нее отказался после того, как она попала в рабство. Вместо того чтобы смириться с пятном на своей чести, славный убар Ара торжественно отрекся от дочери на мече и медальоне, который украшал его покои. Теперь эта девушка свободна, но лишена гражданства. А все потому, что на левом бедре у нее красовалось клеймо Трева, ибо однажды она стала рабыней Раска из Трева, капитана и тарнсмена. Интересно, успел ли он ее подчинить себе? В принципе я в этом не сомневался. Тогда мне казалось, что клеймо Порт-Кара будет хорошо смотреться поверх клейма Трева. Мне очень хотелось увидеть, как она будет танцевать, прикрытая крошечным отрезом алого невольничьего шелка.

– Ошейник – наша судьба, – сказала Эвелина. За шторами раздавались утренние звуки: двигали столы, – кто-то подметал пол. Подобную работу, как правило, проделывают помощники хозяина. Девушки в это время спят, закованные в цепи, в своих пеналах.

– Уже утро, – сказал я.

– Ты собираешься уходить? Хочешь оставить свою рабыню?

– Естественно, – ответил я. – Девочка из таверны.

– Подожди немного, – взмолилась она. – Побудь со мной еще чуть-чуть.

– Хорошо, – улыбнулся я.

– То, что ты сделал со мной ночью, что-то для тебя означает?

– Для меня это была обычная ночь с рабыней.

– О! – воскликнула она.

– Такое проделал бы с тобой любой горианский мужчина.

– Любой заставил бы меня так уступить? – недоверчиво переспросила она.

– Естественно, – ответил я. – Рабыня. Скажи-ка лучше, что ты теперь думаешь о своем ошейнике?

– Я его ненавижу. И люблю одновременно.

– Любишь?

– Да! – воскликнула она. – Мне так понравилось быть рабыней! Мне так понравилось уступать и подчиняться!

– Похоже, на тебя не зря надели ошейник, – заметил я.

– Конечно. Потому что я – настоящая рабыня.

– Правильно, – сказал я. – Рабыня.

– При этом, – добавила она, – я остаюсь женщиной Земли. – Она схватилась руками за ошейник. – Как это все-таки жестоко – надеть на женщину стальное кольцо! Неужели его никогда не снимут?

– И не надейся.

– Никогда?

– Если и снимут, то чтобы тут же надеть другой.

– О! – произнесла она и посмотрела на крюк, на котором висел невольничий кнут. – Ты меня так и не выпорол…

– Время еще есть, – сказал я.

– Нет! Нет, что ты! – Она уже познала кнут. – Мне кажется, что меня будут часто продавать и перепродавать.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Как ты думаешь, кто-нибудь меня освободит? – спросила Эвелина.

– Нет.

– Почему?

– Ошейник тебе очень идет. Она погладила ошейник.

– Да, – произнесла она наконец. – Ты прав. А ведь ты сразу это понял, животное, – сказала она неожиданно резко. – Поэтому ты заставил меня подавать пагу обнаженной?

– Твоя рабская натура просто бросается в глаза, – заметил я.

– Конечно, – улыбнулась она. – Ты же горианский мужчина.

– Любой мужчина Гора, глядя на тебя, решит, что ты прирожденная рабыня. Независимо от того, есть на тебе ошейник или нет.

– И вот я стала рабыней.

– Да.

– Я против этого не возражаю, – улыбнулась девушка.

– Твое мнение никого не интересует.

– Я знаю. – Она умиротворенно кивнула. Снаружи двигали столы, стулья и мыли пол. Я сел.

– Мне пора.

– Ты оставишь меня здесь? – испуганно спросила рабыня.

– Да.

– Пожалуйста, побудь со мной еще немного.

– Пытаешься меня удержать?

– Да, – кокетливо произнесла она. – При помощи чар рабыни.

– Только не говори как земная девушка, – поморщился я.

– Я не земная девушка, – испуганно поправилась она. – Я – рабыня Гора.

– Другое дело.

Она скользнула вниз и принялась меня целовать.

– У меня нет времени, – сказал я.

– Задержись хотя бы ненадолго, – взмолилась она. Мне показалось, что она очень боится остаться одна. В глазах ее застыло отчаяние.

– Похоже, ты действительно начинаешь понимать значение ошейника, – сказал я.

– Да, господин.

– Ну что, выбрала бы ты сейчас свободу?

– Нет, господин. Я уже была свободной женщиной. И я была рабыней. Я знаю и то и другое.