Владимир Коваленко - Крылья империи

— Ну а почему нет? Да, большую часть пути придется проделать по ветру. Николай Сергеевич, вас же кругосветки не удивляют?

— Нужен уголь!

— Уголь для полета по ветру? Я это слышу от офицера флота? От Монреаля до Стокгольма мы на угле давеча дошли? — ехидно спросил Мирович.

— А водород вам действительно нужен. Но он так хорошо сжимается, что взять его с собой можно будет достаточно, — умиротворяющее прибавил Тембенчинский.

— Тогда зачем лайнеры делают остановку в Нижнем? Сразу из Петербурга в Москву не могут? По ветру-с?

Тембенчинский поморщился, как человек, уставший повторять одно и то же. На человеческом лице была бы, верно, видна неприятная брюзгливость, но перья отразили только утомленное снисхождение.

— Там другое дело. Там надо выдерживать расписание. В зной и ветер, в туман и грозу… От вас я ничего подобного не требую. Надо просто долететь и вернуться. Понадобится неделя — летите неделю. Понадобится месяц — я не тороплю.

И так вышло, что ругался Скуратов и перебирал аргументы против безумного предприятия, уже шагая к эллингу, а подсознание прикидывало объемы необходимых в дальнем путешествии грузов. Когда же к нему зашел Мирович — уточнять детали, корветтен-капитан ловко ухватил его за пуговицу.

— Значит, ты теперь невозможным занимаешься? — прошипел в лицо. — Что ж, начинай творить: мне нужен промежуточный воздушный порт на пути в Индию. Фергана, Бухара, Хива, Коканд… Выбирай сам!

Мирович задумчиво хмыкнул.

— С ханами мы вряд ли договоримся, — заметил он, — придется силой. А вот с Яицким, пардон, ныне Уральским казачьим войском — вполне. Охотников я подберу тысяч до десяти и доведу. Твое дело будет снабжение и огневая поддержка. Ну и вообще — висеть в воздухе для поднятия духа. А также распугивать туземные войска. Пушки их уже не пугают. А вот если дирижабль?

Скуратов отпустил пуговицу, изобразил мышление, наморщив лоб.

— Нам надо прибыль заработать, — напомнил, — а твои казачки задарма не пойдут.

— Уральские пойдут. У них хивинцы вот где, — черкнул рукой по шее Мирович, — да и из остальных войск охотников найдется. Казаки — не москали. Стенька Разин в походах на Персию большое жалованье, ты думаешь, платил? А те, кто брал Азов, Крым жег? На кочах на утлых перся незнамо куда? По собственной, заметь, инициативе, безо всякого приказа. Из удали, ради добычи, ради славы — все вместе! Вот только это затянет дело, надо светлейшему сказать…

К походу на Хиву и Бухару Баглир отнесся благосклонно.

— Порт подскока, — запустил он новенькое словцо, — это хорошо, это правильно. Именно сеть портов подскока будет определять пространство войны и власти в ближайшем грядущем. Что ж, компания имеет право заниматься международной торговлей и владеть землей за границей. Я поначалу подразумевал землю под воздушные порты — но это можно истолковать и как дозволение на завоевание новых территорий. Дерзайте, господа, и вы станете вице-королями. Хотя у нас же не королевство, у нас империя. Вице-императорами! Но себя не забывайте, вспоминайте судьбы конкистадоров. Зверства да грабеж чести и счастья не приносят… А я свое отгулял. Буду сидеть в столице и ждать ваших реляций. А ежели меня что-нибудь и вытащит с насиженного места, это будет уже совсем другая история!

Белесую каплю чужого дирижабля на «Орле» заметили поздно. На фоне выцветшего от мороза неба и слепящих ледников Алайского хребта. И то — если бы не закопченные стекла, наблюдатели бы ослепли. А так — времени оставалось достаточно.

— Интересно, чей? — фрегатен-капитан Сухотин приложился к зрительной трубе.

У него это был первый патрульный вылет. До этого всякий встречный был свой… Увы, явных знаков принадлежности на встречном не обнаружилось. Раз так — пришла пора заряжать орудия. На всякий случай. Вопрос — чем? Второго залпа сделать, вернее всего, не удастся. Дистанции огня маленькие, скорости большие.

Тут-то ему и вспомнились «чайные игры». Так прозвали странное развлечение комэска бухарской эскадры, капитана цур химмель Скуратова. Тот обожал, пригласив на чаепитие, свести двоих своих капитанов и велеть каждому из них определиться — чем будет стрелять? После чего, бросив из стакана на стол несколько костей, определял победителя. И заносил достижения в махонькую книжечку. В которой они уживались со статистикой настоящих стрельб. Случайности которых в «чайных играх» и заменяли кости. Там-то, на этих легкомысленных учениях, он и вбил в каждого из своих офицеров: хочешь сжечь врага — заряжай брандскугели, хочешь уцелеть сам — заряжай разрывные бомбы. Были и другие варианты. Но они никак не касались боя один на один.

— Заряжай бомбы, — распорядился Сухотин. — Установить дистанцию четыреста саженей.

Максимум для прямой наводки. Теперь оставалось только ждать. Чужак сближался, идя почти параллельным курсом. Когда все пушки смотрят вбок — самая разумная тактика. На флажные сигналы не отвечал. Вот он откинул орудийные порты. Высунулись пиявочьи зевы стволов.

— Что ж ты зарядил, сволочь… — протянул сквозь зубы капитан. — Дорого бы я дал, чтобы это знать. — И громко: — Машины — самый полный. Рули глубины — вверх. Все баллонеты продуть водородом.

Судя по всему, на каком-то другом языке вражеский капитан произнес те же команды.

— Сближение восемьсот саженей, — сообщил артиллерийский офицер.

Дымные шлейфы. У супостата уголь лучше. Зато у «Орла», это видно, машины немного сильнее. Семьсот саженей. Два цеппелина идут друг за другом, как лошади в запряжке цугом, будто упряжь на месте держит. Рывок не удался обоим, шанс обойти и нанести удар продольно утрачен. Потолок тоже одинаковый. И выбросить, например, пару пушек — ничего не изменит. Остается везение. И — многое зависит от того, кто что зарядил. Шестьсот саженей. Можно бить ядрами! Противник молчит. Значит, выбрал не ядра. Жаль! Ядра — убогий выбор. Но бьют дальше всего. Или нет других снарядов… Штурман грызет чубук трубки. Вот почему он говорил — трубка для воздушного офицера есть необходимейшая вещь. Иначе остается только до побеления костяшек сжимать поручни. Хорошо еще, под меховыми рукавицами не видно. Артиллерийский офицер не отрывает бинокль от глаз. Вот если бы такую штуку, чтобы сама расстояние определяла! Пятьсот саженей. Можно бить книппелями. Опаснее, чем ядра. Больше шансов попасть, чем бомбой, — но оружие тоже несмертельное. В среднем несмертельное. На учениях аэростат с тройной оболочкой и полудесятком баллонетов разносило в клочья! А падал он все равно после второго или третьего залпа. Сухотин не отводил глаз от вражеских жерл. Все гадал — что там, уютно устроившись поверх нескольких картузов пороха, ждет своего единственного полета. Тоже бомбы? Брандскугели, которые сожгут наверняка, но черед которых уже после бомб? Или картечь? А потом при проходе над провалившимся вниз врагом одна бомба сверху вниз? Что ж ты выбрал, вражина?