Роберт Говард - Чёрные колдуны

Конан смотрел на Жазмину и не узнавал ее. Не робкая пленница и не изнеженная девушка стояла перед ним. Пылающими глазами на него смотрела воительница, Деви Вендии, истинная властительница этой великой страны. Соскочив на землю, он бросил ей поводья.

— Я верю тебе, — сказал варвар. — Постарайся успеть.

Не оборачиваясь, он двинулся вниз по крутому откосу и услышал за спиной удаляющийся стук копыт.

Конан пробрался по краю скалистого обрыва к тому месту, где туранские всадники наседали на афгулов. Он нашел узкую трещину в скале и, упираясь в ее края ногами и руками, ловко спустился вниз.

Туранский сотник в изукрашенном богатой вышивкой плаще натягивал тетиву лука, когда какая-то тень метнулась к нему от темной выемки в стене оврага. Он не успел ничего понять, как кинжал киммерийца пронзил его шею, и воин покатился на камни, гремя кольчугой и обливаясь кровью. В следующий миг Конан уже был в седле, подхватив золоченные поводья и разворачивая коня навстречу ошеломленным воинам эмира. Он успел выхватить из рук убитого кривую саблю и сразить еще несколько туранцев, прежде чем афгулы узнали его.

— Вперед, канальи! — взревел киммериец, оглянувшись к своим людям. — Тому, кто ослушается вождя, сам снесу башку!

Видя, какое опустошение Конан произвел в рядах врагов, афгулы не стали возражать, вновь приняв его главенство. Они устремились вперед и сшиблись в отчаянной схватке с туранцами, пытаясь проложить дорогу сквозь их ряды.

Силы были неравны: все новые и новые всадники в остроконечных шлемах и позолоченных кольчугах въезжали в ущелье, узкая горловина была забита людьми и лошадьми; сражающиеся сшибались грудь в грудь, отбиваясь короткими ножами, нанося смертельные удары саблями, когда удавалось замахнуться в полную силу. Воины, упавшие с коней, уже не могли подняться, затоптанные сотнями копыт. В такой сече все решала грубая сила, а ее Конану было не занимать. Он вертелся в седле, нанося удары направо и налево, и многие отважные туранские бойцы полегли от руки варвара в этом сражении. Видя, как их вождь разит закованных в броню противников, афгулы воспрянули духом.

Но туранцев было слишком много. Задние ряды всадников теснили передних в глубь ущелья, под разящие сабли афгулов. Даже появление Конана не смогло сдержать натиск воинов эмира. Горцы медленно пятились к роковой котловине, оставляя за собой горы трупов. Отбивая удары и сам их нанося, Конан не переставал задавать себе один и тот же вопрос: сдержит ли слово Деви? Что мешает ей, присоединившись к своим, повернуть войско на юг, бросив киммерийца и его афгулов на верную смерть…

Но вот сквозь лязг стали, конский топот и вопли раненых откуда-то издалека донеслись звуки вендийских боевых труб. Ряды туранцев дрогнули и смешались, когда пять тысяч кшатриев ударили им в тыл.

Стремительный натиск рассеял войска Ездигерда, смял задние ряды и разметал туранцев по всей долине. Поняв, что подверглись нападению регулярного войска, воины эмира, бившиеся в ущелье, развернули коней, стремясь вырваться из теснины и помочь своим: новая опасность заставила их забыть об афгулах.

Секундерамцы еще пробовали сопротивляться, но когда их эмир, пронзенный копьем, рухнул на землю, воины в островерхих шлемах утратили боевой дух, мечтая лишь об одном: прорваться сквозь ряды вендийцев и унести ноги из этой проклятой долины. Загонщики сами превратились в попавших в ловушку зверей.

Часть туранцев погнала коней к отрогам, надеясь подняться по склонам и избежать гибели. Кшатрии преследовали их, разя стрелами и мечами. Оставшиеся в живых афгулы, вырвавшись из ущелья, присоединились к погоне, безропотно принимая неожиданный союз с вендийцами, как раньше они приняли возвращение отвергнутого вождя.

Солнце уже клонилось за вершины Химелии, когда израненный Конан в изодранной одежде и забрызганной кровью кольчуге взобрался на вершину горного отрога, где на краю каменистого обрыва, сидя на великолепном гнедом жеребце, в окружении свиты ждала его Деви Вендии. Она не успела сменить горскую одежду, и лишь легкая золотая накидка и гордая поза говорили варвару, что он видит перед собой властительницу великой страны.

— Ты вновь далекая небесная звезда, — сказал киммериец, не обращая внимания на окружавших Жазмину разодетых вельмож, которые с интересом и некоторым презрением разглядывали его, о чем-то перешептываясь. — Признаться, я подумал… Берегись!

Огромный ястреб камнем упал с вечереющего неба, сбив огромными крыльями двух ближайших раджибов и норовя ударить длинным, как сабля, клювом в беззащитную шею девушки. Конан прыгнул, точно тигр, выхватывая уже в полете кинжал, и сразил птицу, которая, издав жалобный человеческий крик, беспомощно взмахнула крыльями и канула за краем обрыва, на который приземлился киммериец. Он покрыл прыжком не менее пятнадцати футов, вызвав изумленные возгласы раджибов. И сам вскрикнул от удивления: падая, ястреб принял обличье человека в развевающейся черной тоге, чтобы через миг разбиться о камни.

Конан повернулся спиной к пропасти, лицом к Деви.

— Извини, — сказал он, — я не успел поблагодарить тебя за спасение моих бандитов, которые, кажется, убедились, что я не предавал их. Теперь я должен собрать племена, чтобы свершить то, что задумал.

— А я должна тебе выкуп, — сказала Деви, глядя на него блестящими глазами. — И двойной: ты спас меня от змея и от ястреба…

— Если это не одно и то же, — проворчал себе под нос Конан.

Потом гордо выпрямился и протестующе поднял руку.

— Я сам возьму выкуп, повелительница Вендии, — сказал он. — То, что пожелаю, и когда захочу. Я приеду в твой дворец в Айодхьи с пятьюдесятью тысячами воинов, чтобы быть уверенным, что получу все сполна.

Она засмеялась, придерживая коня.

— Тогда я встречу тебя на берегу Юмды со ста тысячами! А сейчас — ты отпускаешь меня, властелин гор?

Вельможи недоуменно переглянулись, а Конан, не отводя от своей бывшей пленницы восхищенного взгляда, шагнул в сторону и величественным жестом махнул рукой, показывая Жазмине, что путь свободен.