Вадим Панов - Кардонийская рулетка

— Есть!

Второй аэроплан идет на жесткую посадку, оставляя за собой траурно-черный шлейф дыма.

— Раму к ордену!

— Если прорвемся — обязательно!

— А куда мы денемся?

«Гаттас» снова визжит, но резкий, рвущий уши звук кажется разведчикам лучшей на свете музыкой.

А скорость уже высока, и третьего схождения не будет — аэропланы безнадежно отстали.

в которой Йорчик догадывается, Лайерак много говорит, у Мерсы приключение, а Помпилио оказывается в тюрьме

— Гатова уважают, потому что гений, но никто не любит.

— Почему? — удивился Йорчик и тут же хлопнул себя по лбу: — Мог бы не спрашивать: потому что гений.

А в следующий миг сообразил, что ляпнул лишнее.

— Не только поэтому, — нахмурился инженер Свельдо. — Не считайте нас завистливыми ублюдками.

— Ни в коем случае, — торопливо произнес Руди, коря себя за несдержанность. — Я тоже не гений, знаете ли.

«Как ты смеешь, скотина, ждать от меня уважения?»

Однако обстоятельства требовали от профессора такта и спокойствия.

— С появлением Гатова все изменилось, — помедлив, проворчал Свельдо.

Но продолжать не стал, уткнулся в кружку.

— Что именно изменилось? — уточнил Йорчик и услышал потрясающе полный ответ:

— Все.

И в очередной раз обругал про себя предателя.

Таверна «Два дракона» располагалась за чертой Унигарта, в шести лигах по линегартскому тракту, и являла собой классическое придорожное заведение «с претензией»: меню большое, но готовить не умеют — говядина жесткая, овощи подгорели, да еще и маслом воняют, разрекламированное пиво кислое, а принесенное на замену — немногим лучше. Впрочем, Руди в «Два дракона» не обедать приехал — он был полностью поглощен разговором, — а его собеседник ко второсортным забегаловкам привык с детства.

— Так что, вы говорите, изменилось?

Свельдо сделал большой глоток пива, понял, что отвечать придется, — не ссориться же с профессором из-за такой ерунды, как случайно оброненное оскорбление, и продолжил:

— Раньше как было? Дагомаро ставил задачу, под задачу создавалась конструкторская группа, мы вместе обдумывали проект, вносили предложения по реализации, получали добро от Дагомаро и начинали работать. Делали, пробовали, если не получалось — снова думали, устраивали мозговой штурм. Работала команда, и результат обязательно приходил. — Инженер вздохнул. Чувствовалось, что «старые добрые времена» ему бесконечно дороги. — А когда появился Гатов, роль конструкторов свелась к доработкам и внедрению. Бааламестре приносит чертежи — мы выполняем.

— Гатов, — поправил собеседника Руди. — Гатов приносит чертежи.

— Бааламестре, — твердо повторил Свельдо. — Гатов чертить не умеет или делает вид, что не умеет. Он придумывает, объясняет Каронимо, что придумал, а тот уже переводит нам.

— Что значит «переводит»?

— Я видел записи Гатова… Нет, не только записи: я видел, как он говорил с Каронимо. — Инженер зло усмехнулся. — Они сидели в кабаке, за отдельным столиком сидели — они редко кого-нибудь зовут к себе, и Гатова, судя по всему, «накрыло», как говорится. Бааламестре дал ему бумагу: он всегда таскает в кармане блокнот, и Гатов стал лихорадочно писать… А потом вскочил и принялся что-то объяснять. Руками размахивает, слюной брызжет, а ничего не понятно: язык странный, не универсал, но Бааламестре слушает и кивает. А Гатов снова писать бросился… Я сидел недалеко и видел блокнот: каракули, хаос цифр, формул, наброски от руки. Помойка, одним словом. Потом Гатов упился, а на следующее утро Каронимо выдал нам вполне вменяемое техническое задание.

«Получается, Бааламестре не тупой помощник, а полноправный член команды, — усмехнулся про себя Йорчик. — Интересно…»

Выставка предоставляла профессионалам большие возможности: военные оценивали технику и прогнозировали, что нового привнесет она в науку убивать; коммерсанты заключали сделки на десятки, а то и сотни тысяч цехинов; инженеры и алхимики чесали в затылках, пытаясь разгадать секреты конкурентов, а шпионы покупали тех, кто секретами владел.

Встречу в «Двух драконах» организовали агенты Департамента секретных исследований — всемогущей тайной полиции Компании. Как именно они вышли на Свельдо, профессора не волновало: вышли — и хорошо. Руди знал только, что доступные секреты были оценены инженером в смешную сумму — двести цехинов. Причем вторую половину Свельдо обещали выплатить только в том случае, если Йорчик решит, что разговор того стоил.

И он, говоря откровенно, стоил. Почти два часа ушерец — а Свельдо был специалистом по бронетягам — выкладывал профессору тайны, к которым имел доступ. Руди исписал кипу бумаги, познал много нового и даже, расчувствовавшись, решил заплатить за информацию сполна.

Когда же невкусный обед был съеден, а тайны закончились, Руди наудачу осведомился о Павле и вытянул счастливый билет: теплых чувств к гению Свельдо не питал и готов был говорить о магистре часами.

— Мы превратились в механиков, в технологов, — с обидой произнес инженер. — Конечно, мы не такие умные, как Гатов, но это не повод вытирать о нас ноги! Мы тоже люди! И тоже ученые!

Самолюбие и амбиции. Когда-то барон Перельбачик, директор Департамента секретных исследований, сказал Руди, что именно на эту наживку его агенты вербуют большую часть предателей. Тогда Йорчик не поверил, он ставил на жадность, о чем и заявил мудрому барону: «Никогда не поверю, что золото проигрывает чувствам!» Но теперь, пообщавшись со Свельдо, Руди готов был извиниться перед Перельбачиком.

Впрочем, через мгновение выяснилось, что у инженера имелись и другие резоны предать страну.

— Дагомаро силен, но против Компании он никто, — продолжил Свельдо, заказав еще одну кружку пива. — Самые умные из нас, из образованных и честных патриотов Ушера, это понимают, но нам трудно — на архипелаге свирепствует полиция. Проявишь несогласие — сразу попадешь в тюрьму. Поговаривают, что скоро в Ушере запретят Прогрессивную партию. Прям феодализм какой-то, правда? А на словах все сенаторы ратуют за демократию, лживые сволочи. Какая может быть демократия, если они миллионеры?

— Гм… Возможно. — Эти материи миллионера Йорчика интересовали слабо. — Вам нужно поговорить со специальным агентом Хиппчиком.

— Я только хотел сказать, что, когда вы приберете Ушер к рукам, вам наверняка понадобятся верные люди, не так ли? — заторопился Свельдо. — Прогресс не остановить, и партию не остановить. Герметикон будет свободен, Ушер будет свободен…

«А может, не платить ему вторую половину? Будет у „образованного“ лишний мотив верно служить Хиппчику?»

Скользкий «патриот», мечтающий стать «верным» новым правителям Ушера «человеком», вызывал у Руди нарастающую неприязнь. Лично он в услугах предателя более не нуждался, а потому попытался подвести под разговором черту: