Вадим Панов - Кардонийская рулетка

— Когда?!

— Догадайся!

Руди почти сразу вспотел, еще раньше запыхался, в боку предательски закололо, но продолжал держаться в шаге позади быстроногого магистра. И не заметил, как на пирс, отстреливаясь на ходу, выскочили Мерса и Бааламестре.

«Честное слово, Энди, я рад, что ты сегодня в запасе!»

Собственно, единственным; тихим этапом побега стал первый: вскрытие двери. «Хитроумный» замок, которым, наверное, гордились все промышленники Приоты, не продержался и тридцати секунд, скрипнул жалостливо, проглотив изогнутую шпильку, которую Бааламестре извлек из широкого ремня, для вида продемонстрировал стойкость и капитулировал, открыв беглецам путь в… В коридор. Один конец заканчивается тупиком, второй — запертой дверью, а за ней — дежурка с двумя, как минимум, солдатами.

И вот тут беглецам впервые пригодились «сигаретки» Мерсы.

«Уже на второй день службы на „Амуше“ Бабарский втравил меня в серьезную разборку, с тех пор неподготовленным я в город не хожу».

«А как же несессер?»

«Для отвода глаз, друзья, тоже Бабарский научил».

«Держишь в портсигаре нестабильные вещества?!»

«Я ведь алхимик! Меня учили с ними обращаться!»

— Берегись!

— Уже!

Беглецы даже не старались подкрасться к «дежурке» незамеченными. Бааламестре бросает в дверь первую «сигаретку» — с половинной дозой нитробола, — несильный взрыв вышибает замок, и Каронимо тут же швыряет внутрь второе «курево» — световое. И закрывает глаза.

— Отлично!

Ослепленные и оглушенные солдаты валятся на пол, тревожная кнопка не тронута, в барак возвращается тишина, второй этап пройден.

— Оружие!

— Знаем!

Гатов сковывает охранников их же наручниками, Олли и Бааламестре берут револьверы. Героями они себя не ощущают, отчаянными бойцами тоже, как использовать револьверы по назначению, знают исключительно в теории, во всяком случае — Мерса, но полны решимости стрелять, чтоб проложить путь к свободе.

Но до тех пор пока можно обходиться без насилия, нужно без него обходиться.

Беглецы выходят из барака, поворачивают направо и быстро, но без суеты идут к морю. К пирсу. По тщательно описанной Йорчиком дороге.

— Кажется, получается.

— Может, не будем радоваться заранее?

— Разговаривая, мы ведем себя естественно, меньше внимания привлекаем.

— Тогда имело смысл переодеться в форму местных.

— Зачем время тратить?

— Эй!

Вполне возможно, что подавший голос патрульный не имел в виду ничего плохого: не собирался останавливать, требовать документы или арестовывать, узнав в троих штатских сбежавших пленников. Возможно, он просто хотел прикурить. Но нервы у Гатова не выдержали, и магистр швыряет в патруль «сигарету» с нитроболом. С полным зарядом.

И грохот взрыва рассекает унылую повседневность Карлонара на «до» и «после».

Нитробол смесь мощная, но уж больно нестабильная, таскать ее в портсигаре мог только предельно уверенный в себе алхимик, и Мерса, к некоторому удивлению Гатова и Бааламестре, оказывается именно таким.

Взрыв еще не прозвучал, а Олли уже стреляет.

Револьверные хлопки. Вопли. Патруль улепетывает за ближайшую казарму, но к беглецам спешат другие военные. Более воинственные. Поднятая стрельба их не пугает, а вот периодически прилетающие «сигаретки» заставляют отступать.

Но «курево» стремительно тает. То есть разлетается.

— Я выполнил условия сделки! — задыхаясь, кричит Йорчик.

— Еще нет! — хрюкает влезающий в паровинг Павел.

— Как это?!

И тут Руди допускает роковую ошибку.

Он не собирался забираться внутрь, он только заглядывает, чтобы лучше слышать Гатова, а мощный толчок набежавшего Бааламестре заканчивает дело — профессор оказывается в «салоне».

— Я…

— Лежать!

Пара выстрелов снаружи, шальная пуля щелкает по дверце люка, и побелевший Йорчик послушно валится на пол.

— Козлы! — Мерса ныряет в люк, когда паровинг начинает движение. И тут же запирает дверцу. — Ушли!

— Отпустите, — хнычет перепуганный Руди.

— Не будь дураком!

— Вы слышали? Дагомаро арестовал того лингийца!

— Дер Даген Тура?

— И бросил за решетку!

— Не может быть! Наверняка оставил адигена в отеле под домашним арестом.

— За решетку!

— Так ему и надо!

Разговоры за столиками уличного кафе вертелись вокруг главного события вчерашнего дня: ареста знаменитого путешественника. Скандал затмил и новости с выставки, и проблемы на переговорах, и неуловимых террористов.

— Я думал, Дагомаро дружит с адигенами.

— Дагомаро?! Он же псих! Об этом во всех газетах написано.

— Адигены кого хочешь доведут. Такие уроды!

— Когда же они исчезнут?

— Жаль, что я не пью по утрам, — тост получился замечательный.

— Постараюсь не забыть его до обеда…

«Идиоты!»

Одни боятся, другие бахвалятся, третьи надуваются спесью, демонстрируя умение «во всем разобраться», но все, все без исключения, обсуждают подброшенную газетами тему. Говорят не о том, о чем хотят, а о том, что нужно кукловодам. Горячатся, спорят, размахивают руками, трясут головами и широко разевают рты, чтобы добавить услышанному немножко собственного бреда.

— Вы слышали? Помпилио связан со взрывами и пожарами!

— Не может быть!

— Друг моего двоюродного брата служит в военной разведке, он врать не будет.

Сегодня вам дают темы для разговоров, завтра влезают в мысли, и вот вы уже не замечаете рабского ошейника. Вы улыбаетесь и продолжаете считать себя свободными. Потому что не видите железа на шее, клейма на лбу, и вам достаточно. Вы не понимаете, что самые прочные цепи не гремят при ходьбе. А цепи нужны любой власти, потому что любая власть преступна по определению и должна быть уничтожена!

«Но прежде нужно уничтожить мир». — Лайерак тихонько рассмеялся и довольно потер руки. Взял чашечку с кофе, поднес ее ко рту и… И замер, невидяще глядя перед собой.

Потому что вдруг понял.

Потому что происходящее сложилось, как складываются в пасьянс потрепанные карты. Каждая на своем месте, в соответствии с правилами, что придуманы кем-то другим, не зависящими от наших желаний правилами. Карта за картой на зеленый стол, перекладываются, тасуются, выстраиваются в комбинации и последовательности. Какое-то время игрой можно управлять, но чем ближе финал, тем меньше все зависит от игрока, потому что собраны комбинации, выстроены последовательности и теперь главенствуют правила.

И удача.

И одна-единственная карта сделает победу.

Или же придется начинать сначала.

— Я — эта карта, — шепчет Огнедел.

И чашечка кофе выскальзывает из ослабевших пальцев. Падает на стол, бьется, кофе плещет на галстук и рубашку, но ему плевать.