Вадим Панов - Кардонийская рулетка

И прекратил спор, поскольку сам ратовал за строжайшую секретность испытаний.

Местные «земли», к которым стремился «Лев», представляли собой скопление необитаемых клочков суши: от совсем крошечных, больше похожих на отмели, до больших — 5–6 лиг в поперечнике — островов, поросших чахлой растительностью. Но до центра группы, где возвышался Корявый вулкан, единственная описанная картографами гора малюсенького архипелага, яхта не добралась — Гатов плавно повернул цеппель и распорядился в переговорную трубу:

— Каронимо, стоп машина.

— Есть! — отозвался находящийся у кузеля Бааламестре. — Прибыли?

— Да.

Примерно через минуту винты перестали крутиться, и теперь к стоящему в отдалении от собратьев острову цеппель вели инерция и слабый попутный ветер.

— Волнуешься?

— А ты? — вопросом на вопрос ответил консул.

— Немного, — признался Павел, — но только потому, что мне предстоит небольшое путешествие вниз.

— Только поэтому?

— Да. — Гатов помолчал и добавил: — Во всем остальном я уверен.

— Мы запороли три испытания, — напомнил консул.

— Именно поэтому я спокоен, Винчер, — больше ошибок не будет.

В голосе ученого прозвучала грусть. Однако Дагомаро не услышал ее.

— Надеюсь.

Важный груз, который тащил в далекое путешествие «Ушерский лев», прятался в стандартном металлическом контейнере, стоящем на закрепленной в двадцати метрах под пузом цеппеля платформе. В крыше контейнера располагался люк, из гондолы к нему вела веревочная лестница, и именно об этом «небольшом путешествии вниз» говорил Гатов: Павлу предстояло спуститься и выставить скрытую в чреве контейнера бомбу на боевой взвод.

— Выпьешь? — Дагомаро протянул Гатову флягу с коньяком. — За бортом холодно.

— Сначала бабахнем, — буркнул тот, натягивая теплую цапу.

— Хорошо, — покладисто согласился консул. — Сначала бабахнем.

Однако сам к фляге приложился, и этот жест показал ученому, что нервы Дагомаро на пределе. Но беспокоила Винчера не возможная неудача, а риск, которому они подвергались: кому понравится сидеть на пороховой бочке, к которой похожий на цепаря ученый собирается поднести зажженный фитиль?

— Ты уж там аккуратнее.

— Возможно, ты удивишься, но я тоже хочу жить, — хмыкнул Гатов, застегивая кожаный шлем.

— Я ничего не пропустил? — Каронимо Бааламестре появился в тот самый момент, когда Павел готовился открыть люк. Бросил быстрый взгляд на флягу в руке Винчера, затем оглядел друга и топнул ногой: — Так и знал, что забудешь! — Рядом с люком валялся широкий кожаный пояс, к которому крепился конец страховочного троса. — Надевай немедленно!

— Я еще не спускаюсь.

— Все равно!

— Кар прав. — Консул вновь глотнул коньяка. — Пристегнись, если действительно хочешь жить.

— Ладно, ладно.

Гатов взялся за пояс, а распахнувший люк Бааламестре скривился:

— Хнявый мерин!

Ослабленная лестница трепыхалась на ветру, обещая Павлу весьма и весьма нелегкое путешествие.

— Натяни, — посоветовал Дагомаро.

— Знаю.

Каронимо взялся за блок, пытаясь придать веревочной дороге друга хоть какую-то твердость, а надевший перчатки Гатов глубоко вздохнул:

— Я знал, что мне придется это делать. — Потому что лететь со взведенной бомбой никто не хотел, а как выставить ее на готовность, знал только изобретатель. — Никуда не уходите.

И следующие полчаса стали самыми длинными в жизни Дагомаро и Бааламестре. Сначала прилипшие к люку мужчины напряженно следили за спускающимся к контейнеру Гатовым. Затем и вовсе затаили дыхание — когда Павел ступил на раскачивающийся контейнер, — а еще через несколько мгновений Каронимо выругался — открывающий люк ученый едва не потерял равновесие. Но это были единственные слова, произнесенные за все тридцать минут. Исчезновение Гатова в чреве контейнера, то есть начало самой опасной части «небольшого путешествия вниз», Дагомаро отметил большим глотком коньяка, но дальше сдерживался и в следующий раз вернулся к фляге, лишь когда Павел поднялся в гондолу.

— Получилось?

— Да.

— Молодец! — Бааламестре опустил крышку люка и похлопал друга по плечу.

— Дайте выпить! — Гатов жадно хлебнул коньяка, подошел к лобовому окну, оценил расстояние и вздохнул: — Как по заказу.

Дрейф получился удачным: легкий ветерок приблизил цеппель к небольшому, примерно две лиги в поперечнике, острову, напоминающему черно-белую кляксу — камни и песок — на синей груди Банира.

— Хорошая мишень, — заметил Дагомаро, но Павел не ответил.

— Каронимо, давай в кузель и полный вперед.

— Я хочу посмотреть. — Бааламестре обиженно надул губы.

— А я хочу выжить, — грубовато бросил Гатов. — Дай полный вперед и бегом обратно. Если поторопишься — успеешь.

— Хнявый мерин…

Каронимо пулей вылетел с мостика, прогромыхал по коридору, и через несколько минут вздрогнувший цеппель принялся быстро набирать скорость. Стоящий у штурвала Гатов переложил рули высоты, поднимая «Льва» выше, и вздохнул:

— Если у нас получится, нужно быть как можно дальше.

С оставшимся расстоянием повезло — к выходу на рубеж атаки цеппель успел подняться на полторы лиги, и Павлу уже следовало надавить на рычаг, раскрывая удерживающие платформу захваты, однако ученый медлил.

— Только бы получилось, — пробормотал стоящий рядом Винчер.

Консул не понял, чем вызвана задержка, предполагал, что Гатов выбирает подходящий момент, и сильно удивился, услышав неожиданный вопрос:

— А что будет, если получится?

— Как это — что? — опешил Дагомаро. — Мы…

— Мы изменим ход истории.

— И спасем тысячи жизней.

— Не уверен.

Нахмурившийся Дагомаро убрал флягу в карман и пристально посмотрел на Павла:

— Ты работал над проектом два года. Дольше, чем над любым другим изобретением.

— Идея меня увлекла, — тихо ответил Гатов.

— Что изменилось?

— Теперь я ее боюсь.

И консул понял, что впервые в жизни видит в глазах ученого боль. Радость видел, и видел часто, когда получалось задуманное. Злость видел, раздражение — в тех случаях, когда Гатов ошибался на пути к цели. Скуку видел, но боль — никогда.

И реагировать следовало не так, как обычно.

— Мы должны это сделать, Павел, — проникновенно произнес Винчер. — Ты знаешь, что должны.

— А если снова не получится?

— Тогда…

— Тогда мы прекратим исследования, ладно? — перебил консула Гатов. — Прекратим?

Отступать Дагомаро не умел, но дикая боль во взгляде ученого заставила Винчера изменить принципам:

— Ты этого хочешь?

— Я стал бояться того, что придумал, — повторил Гатов. — Да, я этого хочу.

— Значит, так будет, — кивнул Дагомаро. — Даю слово.

— Вы уже начали? — осведомился влетевший на мостик Бааламестре.