Сергей Малицкий - Юдоль

Бродяга шевельнулся, но не повернулся.

— Затем была призвана Хисса. Она, как и Неку, сделала это сама. Но не по сговору с Эшар. Да, Эшар знала, что она так сделает, но Хисса все сделала сама. И Сакува все сделал сам. Остались четверо. Ты, Асва, Хара и Эшар. Чувствуя, что Пагуба не прекращается, что еще большие испытания накатывают на Текан, ты решил отсидеться в Парнсе. И даже переночевал там со спутниками, но тебя спугнул Истарк. Ты почувствовал его приближение и бросился в Хастерзу. По дороге решил, что один скроешься лучше, зарубил Хапа и Хаппара, пришел в город, совершил какое-нибудь мелкое воровство и спрятался в этой тюрьме. А я тебя нашел, Паркуи. Ведь так?

Бродяга молчал.

— Я знаю, почему она обратилась к тебе, — сказал Кай. — Ты создавал эти глинки. Ты, она и Хисса. И только ты, она и Хисса могли отличить одну глинку от другой. Но почему ты поверил ей, ведь ты не любишь ее. Даже ненавидишь!

— Да, — глухо пробормотал бродяга, повернулся, сел, и Кай увидел сухое лицо уставшего, изможденного человека. — Я ненавижу ее. Сколько себя помню, я ненавидел ее. Знаешь почему, зеленоглазый? Потому что любил ее. Так, как любила Кикла Сакува. Так, как любил этот идиот Асва Хару. Но она не любила никого. Да, у нее что-то было с Неку, но и это была не любовь. Скорее, она позволяла любить себя. Так же, как позволила влюбиться в нее Сакува. Обманула его. Выстроила. Продумала. Совершила. Она даже не подумала прийти ко мне сама, прислала эту наглую девчонку, защищенную от заговоров хитрыми татуировками! Хочешь знать, почему я поверил ей? У нее не все получалось. Здесь, внутри границ Салпы, где мы все подобны запертому в хлеву скоту, у нее не получалось ничего. Как и у всех нас. Но у нее всегда получалось больше. И она единственная, кто не сдавался никогда, ни секунды, ни доли секунды. И в этот раз она поставила все. Впрочем, как и всегда. Она отдала мне мою глинку. Она доверилась мне. Хотя ведь могла отправить меня на престол первым! Больше того, устами твоей девчонки она сказала, что доверит мне и свою глинку и что я сам призову ее собственной кровью. Признаюсь, я не поверил. А когда нашел у свежей могилы на кетской дороге ее глинку, решил, что она просто сошла с ума. Я был последним, кому она должна была довериться. Или предпоследним. Даже Асва, который был отравлен своими чувствами к Харе, который лепил по его просьбе заклинания, который вытащил для него в наш мир это мерзкое зубастое создание, даже он заслуживал большего доверия. Но она поверила мне. И вот смотри. — Паркуи шевельнул пальцами, и у него в руках оказались сразу две глинки. — Смотри! Вот они, моя и ее. Нас осталось трое. Я, она и Хара. Ну Хару-то убить невозможно, да и он плоть от плоти и сам как пустотная мерзость, а где она? Она опять оставила меня в дураках! Понимаешь? Опять!

— Откуда у нее появлялись глинки? — спросил Кай.

— Это легко, — усмехнулся Паркуи. — Она сумела приручить своего сиуна. Только она одна. Сакува обманывал своего сиуна, а она приручила. Эти глинки принес из Анды он. Больше этого сделать не может никто. Запретная долина маленькая, но путь до ее центра очень долог.

— Почему ты говоришь, что Хара то она, то он. Кто он на самом деле?

— Приходи в Анду и увидишь, — рассмеялся Паркуи. — Приходи, если ты столь ловок. Окропи заклинание свежей кровью, если сумеешь добрать в нее три недостающие капли, только сначала оглянись. Там, в муках, мы те, кто мы есть на самом деле. Там ты все поймешь. Только я бы на твоем месте не слишком пыжился. Там, на дороге к Анде, пустотники тебе не помогут. Это здесь они готовы все сделать за тебя. Там тебе придется все сделать самому. И постараться, чтобы не повернуть все так, как хочется Пустоте.

— Чего она хочет? — спросил Кай.

— А ты еще не понял? — усмехнулся Паркуи. — Нажраться. У нее есть огромная ненасытная глотка, в которую сколько ни брось — все будет мало. Она жрет и всегда будет жрать. Однажды она исхитрилась и добавила к тому полю, где она жрет все, и Салпу. Но прошли годы, и теперь и эта кормушка ей кажется маловатой.

— Так она хочет, чтобы я снял границы Салпы, чтобы и самой вырваться на волю, в мир? — понял Кай.

— Именно так, — кивнул Паркуи. — Тот мир, что за границами Салпы, очень большой. Его можно жрать долго.

— Тогда почему Эшар хочет завершить заклинание? — спросил Кай.

— Спроси у Эшар, — ухмыльнулся Паркуи. — Найди ее и спроси у нее. Думаю, она решила, что, когда границы падут и она вернет себе силу, освободится, она справится с той ненасытной глоткой. Уверяю тебя, она ошибается. С ней не справится никто. Нельзя сражаться с чудовищем изнутри. Не думай, что, попав к нему в пасть, ты сможешь поразить его в сердце. Изнутри его броня еще крепче. И ты не успеешь оглянуться, как превратишься в его дерьмо.

— Как Асва или Хара? — спросил Кай.

— Хе-хе, — скривил губы Паркуи. — Плохой пример.

Хара уже родился дерьмом. А Асва стал им, не забираясь ни в чью пасть. Это достижимо. Особенно если забыть, что страсть нельзя употреблять без гордости.

— Ишхамай, дочь Асвы, рождена Харой? — спросил Кай.

— Да, — помрачнел Паркуи.

— Сиват — посланник огромной глотки? — спросил Кай.

— Да, — кивнул Паркуи.

— Как они связаны? — спросил Кай. — Почему Пустота помогает Харе, но убила Асву?

— Пустота презирает Асву, — сказал Паркуи. — Всякий враг достоин ненависти, но враг, пошедший на сговор, выказавший слабость, достоин презрения. К тому же Пустота не знает любви, признательности, верности, чести. Впрочем, как и многие из нас. Хара — дочь той самой глотки.

— Но почему она здесь, а глотка там? — не понял Кай.

— Она дыра в нашем мире, через которую в него заглядывает смерть и через которую из нашего мира улетучивается прах, — прошептал Паркуи. — Хара — клан Смерти. Хара — сама смерть. Она приняла облик старика, дабы не искушать своим видом призванных. Но когда глотка требует пищи, Хара снова становится той, какой была рождена.

— Почему Эшар остановила заклинание? — спросил Кай.

— Спроси об этом у Эшар, — фыркнул Паркуи.

— Отдай мне глинки, — понизил голос Кай.

— Тебе? Отдать? — расхохотался Паркуи.

Рванул рубаху на груди, поднял перед собой постукивающие друг о друга глинки, надел их на шею, щелкнул пальцами, заставил глинки исчезнуть, запахнул рубаху.

— Попробуй возьми. Я уже сотни лет провел на этом престоле, не хочу. Хватит. Без меня. Понял, мальчишка?

— Понял, — кивнул Кай. — Но я рассчитываю еще поговорить с тобой. Надеюсь, у нас будет много времени.

— Надейся и знай, что мне плевать на твою жажду, — рассмеялся Паркуи, лег и опять отвернулся от собеседника, уткнулся носом в каменную стену.

Охранник проснулся ближе к полудню. Зевнул, открыл корзину, бросил в каждую клетку по подсохшему хлебу, поинтересовался, не иссякла ли вода, и снова заснул. А через час, когда его сменил другой охранник, Паркуи неожиданно закричал. Он стал тыкать пальцем в Кая и кричать, что он узнал убийцу, который зарубил двух воинов Хилана! Они вместе с лошадьми лежат под снегом на дороге между Парнсом и Хастерзой. Охранник ухватился за торчащий из дыры в стене канат, где-то зазвонил колокол, и уже через несколько минут десять стражников повели охотника по темному коридору. Его бросили в глухой каменный мешок, где он провел несколько часов. Когда за ним снова пришли и снова повели по узкому каменному коридору, в узких бойницах стояла ночь.