Дуглас Брайан - Апсара и её игрушки

— Даже боги не могут этого точно знать, — возразил Конан. — Впрочем, я понял, что ты предлагаешь мне работу. Что ж, заняться мне особо нечем, а в деньгах нужда появилась. Так что я принимаю твое предложение. А теперь расскажи мне подробно, в чем оно состоит.

Хабба — город большой и богатый. Он раскинулся на склоне большого холма, спускающегося к гавани. Чем выше по склону, тем богаче дома. У самого моря шумит порт. В узких улочках теснятся лавки, склады, кабаки, веселые дома, таверны, бани и казармы, где квартируют хаббатийские солдаты. В городе — по крайней мере, так считается, — царит образцовый порядок. Поддерживает его армия, неизменно преданная правителю. Вооруженных солдат можно видеть здесь повсюду; жители привыкли к ним и не обращают внимания, а вот Конан каждый раз мрачнел, сдвигал брови и отвечал хмурыми взглядами на недоверчивые взгляды младших офицеров — начальников патрулей.

Полоса садов отделяет портовые кварталы от районов, где обитают добрые граждане и знать. Вершину холма занимает королевский дворец, настолько роскошный и настолько хорошо охраняемый, что на него даже смотреть — и то было бы небезопасно.

Дом Гхара Абинды тонул в садовой зелени. Зеленые насаждения были таким же элементом роскоши, как и позолота, и резьба по камню. Конан с любопытством осмотрел высокие стены, сложенные из розового камня, тонкие шпили, мерцающие серебром, узорчатую решетку на окнах. Дом был красивым и вместе с тем представлял собой нечто вроде небольшой крепости, надежно защищенной от вторжения.

— Неплохо, — заметил наконец варвар.

— Неплохо? — возмущенно переспросил слуга Гхара Абинды и на миг оторвался от разгрузки — он снимал с верблюда тюки. — Да это один из самых богатых и красивых домов в городе! Сам правитель приходил полюбоваться им, когда мой господин завершил новую отделку комнат. А какой-то дикарь снисходительно говорит, что тут «неплохо»! Роскошно! Великолепно! Восхитительно! Невероятно!

Конан отошел, не желая продолжать разговор.

Гхар Абинда уже находился в доме. Он заметил в окне свою дочь — Апсара не могла дождаться мгновения встречи. Выбежать навстречу отцу она не решалась. Раньше, девочкой, она всегда выскакивала из дома и мчалась к верблюдам. Слуги и охранники, караванщики и попутчики, которых Гхар Абинда традиционно приглашал к себе для угощения, — все они радовались девочке, дарили ей всякие безделушки, рассказывали истории о путешествии. Но теперь она стала взрослой и над ней тяготела необходимость «соблюдать приличия». А эти приличия, в частности, требовали, чтобы девушка закутывалась в покрывало, не выбегала из дома, как какая-то босоногая служанка, не бросалась с визгом на шею отцу, не принималась жадно рыться в подарках — и уж точно не болтала с простонародьем и с караванщиками, пахнущими верблюжьим потом.

Но отец знал, что его дочь по-прежнему оставалась в душе все той же жизнерадостной и любопытной девочкой. Поэтому он поспешил в дом.

— Как же я счастлива, что ты наконец вернулся! — сказала ему Апсара. — Я скучала, отец. И беспокоилась о тебе. Скажи, ты ведь больше никуда не уедешь?

— Нет, моя дорогая. Я совершил мое последнее путешествие. Вендия встретила меня дождями, сырыми джунглями, змеями, развалинами старых храмов, лукавыми купцами, гниющим шелком — и таинственными дарами. Из всего перечисленного я выбрал дары, а из даров — самые прекрасные; вот их-то я и привез тебе в подарок.

Апсара захлопала в ладоши. Гхар Абинда с любовью наблюдал за своей дочерью.

Апсара была высокой, крупной девушкой. Пожалуй, слишком высокой, чтобы можно было, по хаббатийским меркам, считать ее настоящей красавицей. У нее была оливкового цвета кожа, большие влажные глаза, широкие губы. Кроме роста, имелись у нее и другие недостатки: на щеке она имела большую коричневую родинку, а правое плечо было у нее выше левого. Но все это искупалось ее милой улыбкой и ласковым, веселым взглядом. Казалось, Апсара не вполне сознает, что внешность ее несовершенна. Счастливый характер, думал отец.

На этот раз он привез своей дочери по-настоящему удивительный подарок. В одном из отдаленных уголков Вендии ему показали Дворец Апсары. Сходство имен поразило хаббатийского купца, и он сразу же решил, что его дочь непременно должна стать следующей владелицей этих сокровищ. Было это в джунглях, среди увитых лианами развалин древнего, давно забытого города. Туда любознательного хаббатийца отвели местные жители.

Гхар Абинда считал, что его предки ведут свой род откуда-то из вендийских древних городов и был только рад приобщиться к легендарному прошлому семьи. Об этом он любил рассказывать, по поводу и без повода. Что до местных жителей, то они, разумеется, не поверили ни единому хвастливому слову чужестранца. Но он обещал им хорошо заплатить за вендийские древности и диковины. Поэтому несколько человек взялись проводить его во Дворец Апсары.

Два дня пробирались они по непроходимым джунглям, расчищая себе дорогу топорами и широкими, похожими на мечи, ножами. Поклажу несли на себе — вьючные животные здесь бы не прошли. Вендийцы водрузили мехи с водой и съестные припасы в корзинах прямо себе на головы. Гхар Абинда только поражался тому, как ловко они несли груз и ухитрялись не ронять его даже в самых головоломных чащобах. Он нарочно осмотрел корзины и увидел, что днище их сделано специально таким образом, чтобы корзины держались и не падали. Гхар Абинда решил непременно привезти домой несколько таких корзин. Возможно, имеет смысл наладить их производство. Но это все — дело далекого будущего. А пока его ожидает встреча с зачарованным древним дворцом.

Один раз он чуть было не погиб, когда маленькая красная змея бросилась на него с ветки дерева. Проводник вовремя заметил опасность и разрубил змею ножом пополам, пока она еще была в полете. Если бы змея упала на кожу человека, Гхар Абинда умер бы в течение суток: яд этой змеи очень силен, и сочится он не только из зубов, но и из всего змеиного тела. Ее прикосновение смертоносно.

Дикие звери совершенно не боялись здесь людей. А павианы, обитавшие в развалинах древнего города, открыто демонстрировали свое недовольство вторжением и бросались в пришельцев камнями, комьями земли и гнилыми фруктами. Люди, однако, не стали отгонять павианов палками, как советовал им Гхар Абинда. Хаббатийский купец был, по правде говоря, весьма разъярен приемом, который оказали ему в старинном городе на подходах ко Дворцу Апсары. Гнилое манго, брошенное павианом, размазалось по его лицу, в волосах застряла банановая кожура. Однако вендийцы не захотели причинять павианам ни малейшего труда. Напротив, они склонились перед обезьянами в поклоне, пропели им короткий священный гимн, исполнили небольшую ритуальную пляску — очевидно, то было то немногое, что осталось в народной памяти от долгих торжественных обрядов, справлявшихся некогда на этой земле. На павианов это произвело сильное впечатление: они прекратили свои нападения, замолчали и с глубокомысленным видом взирали на представление, которое устроили для них люди. Когда все закончилось, обезьяны разразились дружными воплями. Теперь они вели себя дружелюбно. Гхар Абинда поразился этой перемене. Но многое объяснилось, когда люди принялись угощать обезьян свежими пшеничными лепешками. Звери знали, что вслед за песней и пляской будет угощение и приветствовали его своеобразными «аплодисментами».