Роберт Говард - Конан Бессмертный

Пешком я брел по пустыне, пока не наткнулся на троих стервятников, которых ты видела вчера. Настоящие шакалы — ганаты, из племени грабителей-полукровок. Наполовину негры, наполовину Митра ведает кто! Не расправились они со мной лишь потому, что у меня ничего не было, ради чего стоит убивать. Целый месяц я был с ними и грабил вместе с ними, ибо больше мне ничего не оставалось.

— Я и не знала, что такое бывает,— пробормотала девушка задумчиво.— Мне говорили, что в мире существуют войны и жестокость, но все это казалось так призрачно и далеко... А когда ты говоришь о битвах и предательстве, я словно вижу все своими глазами.

— Неужели враги никогда не нападали на Газаль? — Эмерик был удивлен.

Она покачала головой:

— Люди обходят Газаль стороной. Порой я видела черные точки на горизонте, и старики говорили, что это армии идут на войну, но они никогда не приближались к Газалю.

Эмерик ощутил смутную неловкость. Пустыня эта, внешне столь безжизненная, была обиталищем многих воинственных племен. Владения ганатов простирались на востоке, на юге селились тибу, никогда не снимавшие масок, а где-то к юго-западу лежало полумифическое царство Томбалку, где правили беспощадные дикари. Как же мог уцелеть город в этих местах, так что жители его даже не ведали, что такое война?

Когда он не смотрел на нее, тревожные мысли одолевали Эмерика. Может, девушка безумна? Или это демон в женском обличье, явившийся очаровать его и навлечь погибель? Но стоило лишь взглянуть на нее, хрупкую, по-детски цепляющуюся за верблюжью шею, как мрачные подозрения вмиг рассеивались. Но затем сомнения вновь настигали его. А может, он околдован? И она наслала на него чары?

Они уверенно двигались на запад, сделав привал лишь в полдень, чтобы поесть фиников и глотнуть воды. Чтобы укрыть ее от солнца, Эмерик соорудил подобие навеса с помощью своего меча, ножен и попоны. Неровный тряский ход верблюда так измотал девушку, что ему пришлось снять ее на руках. Он вновь ощутил сладкий призыв ее нежного тела, и страсть забурлила в его венах. На мгновение Эмерик застыл, зачарованный ее близостью, и лишь усилием воли заставил себя опустить девушку на землю.

Он ощутил прилив гнева, вновь наткнувшись на ее ясный взгляд и вспомнив покорность, с какой она подчинялась его воле. Словно и не подозревала, что кто-то способен причинить ей зло. Невинная доверчивость девушки заставила его устыдиться, и он подавил бессильную злость.

Они принялись за еду, но юноша почти не ощущал вкуса фиников. Он не мог отвести горящих глаз от Лиссы, пожи рая взглядом ее гибкую фигурку. Как дитя, она словно и не замечала этого. Когда он поднял ее, чтобы вновь усадить на верблюда, девушка обняла его за шею руками, и он не мог сдержать дрожи. Но все же посадил ее в седло, и они продолжили путь.

Незадолго до заката Лисса вдруг вытянула вперед руку и воскликнула:

— Смотри! Башни Газаля!

На краю пустыни он увидел их — шпили и минареты, нефритовой зеленью отливающие на сини небес. Не будь рядом девушки, он счел бы это за мираж. Он с любопытством покосился на Лиссу, но та не выказывала радости оттого, что наконец вернулась домой. Напротив, она вздохнула, и хрупкие плечи ее опустились.

Они приблизились, и Эмерик смог разглядеть город получше. Стены его вздымались прямо из песка, и аквилонец увидел, что крепостной вал во многих местах обрушился. Башни также пребывали в запустении: провисла крыша, щерились обвалившиеся укрепления, шпили кренились, как пьяные. Страх объял его. Неужто он попал в город мертвых и упырь ведет его вперед? Он взглянул на девушку, и паника улеглась. Никакой демон не мог бы выглядеть столь божественно! Она бросила на него странный вопрошающий взгляд, нерешительно обернулась, глядя на пустыню, а затем, обреченно вздохнув, вновь двинулась в сторону города.

Миновав пролом в зеленой стене, Эмерик заметил на улицах людей. Никто не окликнул их, когда они выехали на широкий тракт, никто даже не взглянул им вслед. Вблизи, под угасающим солнцем, обветшание сделалось еще более очевидным. Улицы там и тут поросли травой, пробивавшейся сквозь разломы в мостовой, поросли травой и площади. Дороги и дворы усыпал слой хлама и песка. Там и тут на месте рухнувших домов были разбиты огороды.

Купола выцвели и растрескались, дверные проемы зияли пустотой. Эмерик узрел единственный уцелевший шпиль, венчавший круглую красную башню на юго-восточной оконечности города. Она сияла среди руин. Эмерик указал на нее рукой.

— Почему эта башня лучше сохранилась, чем прочие? — удивился он.

Побледневшая Лисса, вся дрожа, перехватила его руку.

— Не спрашивай об этом! — прошептала она торопливо,— Не смотри, не смей даже думать о ней!

Эмерик нахмурился. Неприкрытый страх девушки каким-то образом изменил его восприятие таинственной башни. Теперь она представлялась головой алой змеи, вздымающейся среди запустения и развалин. Рой черных точек — это были летучие мыши — вылетел из высоких черных окон.

Молодой аквилонец с опаской огляделся по сторонам. В конце концов, с чего он взял, что газальцы отнесутся к нему дружески? Он смотрел, как неспешно идут по улице люди. Когда они останавливались взглянуть на него, по коже у него почему-то бежали мурашки. Лица мужчин и женщин были красивы, а взгляды ласковы, но интерес их казался таким небрежным, таким расплывчатым и безличным... Они даже не пытались подойти ближе, заговорить с ним. Точно им не в диковинку было видеть на улицах города вооруженных всадников из пустыни! Однако Эмерик точно знал, что это не так, и от равнодушия, с которым приняли его появление газальцы, ему делалось не по себе.

Лисса обратилась к ним, взяв Эмерика за руку, точно привязчивый ребенок.

— Это Эмерик из Аквилонии, он спас меня от чернокожих бандитов и привез домой.

Вежливый приветственный шепоток донесся до него, и несколько человек приблизились, протягивая руку. Эмерику никогда прежде не доводилось видеть таких невыразительных благожелательных лиц. Глаза у этих людей были ласковыми и нежными, не знающими ни страха, ни удивления, но не как у тупых быков, а скорее, как у людей, погруженных в видения.

Взгляды их создавали ощущение нереальности; он почти не слышал, что ему говорят. Эмерик не мог понять, что за странности творятся вокруг, что это за грезящие люди-тени скользят задумчиво в развалинах древнего города. Лотосовый рай иллюзий? Но зловещая алая башня не давала ему покоя.

Какой-то мужчина, совершенно седой, но без единой морщины, заметил:

— Аквилония? Мы слышали, на вас напали... король Брагор Немедийский, если не ошибаюсь. Чем окончилась война?

— Мы победили,— отозвался Эмерик коротко, пытаясь сдержать дрожь. Девять веков прошло с той поры, как Бра-гор двинул своих копейщиков на Аквилонию.