Александр Ломм - Ночной Орел

«Быстро они подоспели! — подумал Кожин. — Теперь бы в них парочку гранат для полноты впечатления! Не так бы еще забегали!»

Сержант покрепче нахлобучил шапку и снова стал набирать высоту. Вскоре городок К-ов пропал в непроглядной тьме.

Лес, лес, бесконечный лес… Черным, угрюмо шелестящим покровом он стелется по склонам гор, по глубоким лощинам и кажется повсюду одинаково плотным и безлюдным.

Кожин долго кружил над обширным районом, где по сведениям, полученным от Влаха, должен был находиться лагерь партизанского отряда. В непроглядной ночной тьме все ели-валось в однообразный хаос, в котором невозможно было различить ни малейших ориентиров. То поднимаясь к самым тучам, то проносясь над безмолвными верхушками деревьев, Кожин обследовал десятки мест — и все напрасно. Под ними были глушь и полное безлюдье.

Он измучился, продрог и давно уже чувствовал зверский голод. Медленные подъемы на высоту и резкие переходы на бреющий полет вконец измотали его. Он уже решил приземлиться посреди леса и где-нибудь на дереве дождаться утра, но вдруг заметил внизу матово сверкнувшую полоску. Снизившись, услышал плеск воды. Ручей!

Вспомнилось, как Влах говорил, что скала, у подножия которой расположена партизанская база, омывается ручьем. Только куда теперь направиться — вниз по ручью или вверх? Придется сделать и то и другое. Впрочем, не исключено, что это вообще не тот ручей…

Приземлившись, Кожин попил из ручья, несколько минут отдохнул, а потом прямо с земли снова стал набирать высоту. Но на очень большой разгон у него не хватило сил. Он летел медленно, стараясь не потерять ручей из виду.

Горный поток причудливо петлял, набирая лишние километры, но Кожин упорно держался его русла.

Через полчаса под ним показался могучий утес, смутно сереющий на фоне черного лесного массива. Ручей огибал скалу почти замкнутой петлей. Сердце Кожина радостно забилось. Влах именно так описывал положение скалы.

Бесшумной ночной птицей проплыл Кожин над утесом, пристально в него всматриваясь. Один круг, второй, третий… Нет, ничего — ни малейших признаков человеческого жилья!

Тогда, махнув на все рукой, Кожин решил спуститься на площадку, примыкающую к утесу, и заночевать на ней. Он чувствовал, что не в состоянии продолжать поиски.

Черной тенью, без единого звука, приземлился он на каменную площадку и двинулся по ней к стене утеса, надеясь найти там какую-нибудь подходящую для ночлега нишу. Но не успел он сделать и десяти шагов, как раздался строгий окрик:

— Стой! Кто идет?

Кожин вздрогнул от неожиданности и остановился как вкопанный. От радости он даже забыл, что нужно ответить. Собравшись с духом, крикнул:

— Свой! Русский!

Вспыхнул фонарик и осветил Кожину лицо.

— Не наш! — сурово сказал один голос.

— Ясно, что не наш! — отозвался второй голос и тут же крикнул: — Руки вверх, приятель!

Кожин повиновался. Фонарик неотступно следил за ним. Быстрые руки обшарили его и выхватили из кармана пистолет.

Первый голос после этого спросил:

— Как попал сюда? Кто такой?

— Я сержант Кожин из десантной группы майора Локтева. Доложите обо мне майору.

— Кожин? Сержант Кожин?! Который без вести… Гонза, ступай разбуди майора! Скажи, что Кожин нашелся!.. Погоди, сержант, не опускай пока руки! Это непорядок!.. Как же ты все-таки попал сюда?

— Да уж попал… — неопределенно ответил Кожин. Через минуту стукнула дверь.

Раздался удивленный голос майора Локтева:

— Черт! Откуда ты взялся, Иван?!. Все правильно, ребята, это мой человек. Пошли!

Кожина повели по каким-то темным подземным переходам, пропитанным крепкими застоявшимися запахами. Потом распахнулась грубо сколоченная дверь, и Кожин увидел небольшой грот, тускло освещенный свечой.

На стенах блестела сырость. Тяжелый спертый воздух казался непригодным для дыхания. Обстановка была более чем скромной — стол, три ящика вместо стульев, две раскладные койки.

На одной из коек лежал смуглый бородатый мужчина. Увидев Кожина, он вскочил и сунул ноги в резиновые сапоги.

Локтев плотно прикрыл за собой дверь и остановился возле нее, внимательно разглядывая Кожина. Потом спокойно сказал:

— Здравствуй, сержант. Прибыл, значит? Это хорошо, что прибыл!

Он произнес эти слова по-русски и лишь после этого, словно спохватившись, обратился к бородачу по-чешски:

— Знакомься, Горалек. Это мой сержант Кожин. Тот самый.

У бородача оказался на диво густой и гулкий голос:

— Ишь ты! Выходит, сам пришел… Садись, сержант, отдыхай!

Кожин опустился на ящик. Устало подумал: «Осторожно принимают. Не верят. Ничего, потом поверят. Только бы не заставляли прямо сейчас все рассказывать. Дали бы сначала поесть да выспаться!»

Горалек словно прочел его мысли.

— Есть хочешь, шахтер? — спросил он.

— Честно говоря, хочу. Очень хочу! — признался Кожин. Перед ним появились колбаса, хлеб, бутылка пива. Кожин принялся за еду, а Локтев и Горалек молча на него смотрели. Когда он наелся и поблагодарил за угощение, майор спросил:

— Как же ты, сержант, в лагерь-то к нам попал? Провел кто?

— Никто не провел, я сам. Прилетел и спустился прямо на площадку. Я весь лес облетал, пока нашел вас! Локтев и Горалек переглянулись.

— «Прилетел, облетал»… Это как же понимать, сержант? В переносном смысле или буквально? — нахмурился Локтев и резким движением поправил накинутую на плечи шинель.

— Конечно, в буквальном, товарищ майор.

— Значит, прав оказался твой доктор? Летаешь?

— Так точно, товарищ майор, доктор Коринта оказался прав!

— А почему ты покинул сторожку, не дожидаясь приказа?

— У нас, товарищ майор, большая беда произошла. Нас предали. Доктора Коринту взяли, а я…

И Кожин скупо поведал о недавних событиях в К-ове. Когда он закончил свой рассказ, Горалек крякнул и поскреб бороду. Он впервые услышал о способности Кожина летать. Считая это дело заведомой чепухой, Локтев не рассказал ему о гипотезе Коринты. Поэтому бородач был просто сражен невероятной новостью. Он загудел так, что пламя свечи затрепетало и чуть не погасло.

— Что же это такое?! Майор, ты понимаешь что-нибудь? Ведь он врет! Мы его накормили, а он нам врет! Но ведь мы его сейчас же выведем на чистую воду!

— Я не вру, — сухо сказал Кожин.

Горалек даже растерялся от такой неслыханной наглости.

— Ну, знаешь… Если ты, парень, не врешь, то, значит, совсем спятил!

Вмешался Локтев:

— Успокойся, Горалек. Я тоже думаю, что он не врет. Иначе как бы он очутился в нашем лагере? Часовые, надеюсь, не спят?

— Еще бы. Я бы им показал спать!

— Значит, все ясно.

— Нет, не ясно. Ты что же, майор, думаешь, я поверю?