Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы

— Ничего, — бодро решила я, — не в росте дело… Ну, теперь смотри. Жила-была принцесса, красивая-прекрасивая… И её похитил…

Я огляделась. В углу кухни валялись тряпка да совок для углей.

— Её похитило чудо-овище! — заявила я страшным голосом. Совок оказался обряженным в тряпку, как в плащ; Алана тут же в испуге прижала ладошки к щекам.

— У-у! — сказал страшный совок и потащил принцессу за печку. Парча перепачкалась в золе — но так и надо. Похитили ведь…

— А дальше? — спросила Алана, дрожа от страха и восторга одновременно.

— И тогда отец принцессы кликнул клич, — я огляделась в поисках новых персонажей и наткнулась взглядом на кувшин для воды. — Он, то есть король, пообещал всякому, кто спасёт его дочку… Во-первых, принцессу в жёны, а во-вторых, Великий Золотой Кувшин в вечное владение… Вот он, — я показала Алане посудину, — а большего сокровища в том краю и не было… И вот отважный воин…

— Он что, из-за кувшина? — справедливо возмутилась Алана. — А принцесса?..

— И принцесса, — успокоила я. — Прежде всего он хотел жениться… И он не боялся чудовища… То есть боялся, конечно, но смелости в нём было больше… И вот он отправился в поход…

Поход отважного воина длился почти полчаса. Он странствовал по кухне, встречая на пути всё новые препятствия; Алана помогала ему изо всех сил, и нянька, тихонько наблюдавшая из-за двери, беззвучно всхлипывала и вытирала слёзы. Я боялась, как бы нянюшкины сантименты не вспугнули девочку — но Алане, по счастью, было не до того.

Наконец, воин и чудовище встретились; разыгралась небывалая битва, в результате которой злой совок лишился своего одеяния и был заточен в печь. Алана смеялась заливисто, как-то даже похрюкивая; нянька вконец растрогалась и убралась в свою комнату — плакать.

Некоторое время мы с Аланой просто сидели, разомлев, и вспоминали подробности пережитого воином приключения; я предложила сыграть свадьбу солдата и красавицы — но Алана наморщила нос и заявила, что это скучно. Я удивилась — девочек обычно интересуют именно свадьбы, а не батальные сцены… И тут же опомнилась — у неё ведь был старший брат. И отец — герой Осады… Она видела себя скорее мальчишкой, конечно, отсюда и строптивый нрав и хулиганский характер…

Я захотела потрепать её по загривку — и не решилась. Важно каждое движение, один неосторожный шаг — и всё сначала, а ведь пройден такой путь… Спугнуть сейчас Алану — всё равно что соскользнуть с самой вершины ледяной горы, куда долго взбирался, обламывая ногти…

— А теперь ещё, — потребовала она шёпотом.

— Про кого? — спросила я с готовностью.

— Про моего брата, — она смотрела на меня внимательно и печально. — Как он бьётся… со злыми.

Сделалось тихо. Перекрёсток на большой дороге и затихающий вдали стук копыт…

— Нет ничего проще, — улыбнулась я после паузы. — Злых, конечно, собралось видимо-невидимо, но наш Луар всех одолеет… — в руках у меня снова оказался деревянный солдат. — Вот идёт Луар по дороге, идёт-идёт… навстречу ему…

— Ты что, его невеста? — спросила Алана с отвращением. — Ты женишься на нём, да?

Из щели за печкой настороженно показались тараканьи усы.

— Женщины выходят замуж, — поправила я машинально. — Женятся мужчины.

— Всё равно, — Алана покривила губы.

Мы помолчали. Я не знала, что делать и что говорить; деревянный солдат в моих руках казался неуклюжим и бесполезным.

— Так что дальше? — требовательно прищурилась Алана.

— Идёт-идёт, — сказала я глухо, — а навстречу ему… волшебник.

— Злой? — тут же предположила Алана.

— Злой, — я устало кивнула. — Добрых волшебников и на свете-то не осталось… Превращу-ку, говорит волшебник, тебя, Луар, в чудище… Снаружи как человек, а внутри — как Чёрный Мор, безжалостный и беспощадный… И забудешь ты, Луар, родных своих и друзей… И они от тебя отрекутся. И пройдёшь по земле, как железная метёлка…

— А Луар его — мечом? — перебила меня Алана.

— Нет… Волшебник-то ещё не договорил. Вот, говорит он, что сделаю я с тобой, и никто никогда не полюбит тебя… И ты никого не полюбишь… Потому что чары мои твёрже стали…

— А Луар его — мечом? — тянула своё кровожадная девчонка.

— Ещё нет. Вот… Чары мои твёрже стали. А расколдовать тебя невозможно… Потому что люди слабые. Люди не умеют как следует любить и как следует ненавидеть — зато они умеют забывать… Навсегда. И люди забудут тебя, Луар…

Алана фыркнула:

— Дурак! Луар его как мечом стукнет…

— Да, — вздохнула я. — Вот тут-то он его… Мечом. Тот и пикнуть не успел…

— А Луар?

— Лёг спать, — я уложила деревянного солдата поперёк стола. — Он устал. Я тоже. А ты?

Алана прислушалась к своим ощущениям.

— И я, — сказала она неуверенно.

— Тогда пойдём, — я поднялась, протянула ей руку — и тут же, проследив за её взглядом, резко обернулась.

Поздно. Тень измождённой женщины отшатнулась и исчезла.

Перед выступлением Эгерт собрал свой отряд, намереваясь произнести короткое слово.

Он хотел подбодрить своих бойцов накануне трудного и опасного похода — однако при виде угрюмых либо равнодушных лиц вдруг озлился, и речь его обрела совсем иное направление.

И в лучшие времена полковник Солль горазд был насмешничать; теперь он просто брызгал ядом, хлестал подчинённых едкими и жестокими упрёками, язвил и издевался — и в конце концов горько пожалел, что не погиб во время Осады вместе с последними достойными воинами городского гарнизона… Ибо счастье им, так и не дожившим до великого позора, а потомки их, те, кто носит оружие теперь, годны разве что на посмешище да на расплод…

Тут полковник, осенённый новой мыслью, пообещал обратиться к городскому начальству с инициативой — оскопить наиболее трусливых и глупых стражников, дабы не плодить на земле бездарность. Трое дамочек вольного поведения, традиционно прикреплённых к гарнизону и потому ставших свидетелями Соллевой речи, переглянулись с мрачными усмешками; стражники потели, играли желваками и с ненавистью поглядывали на начальника — ибо друг на друга они смотреть и вовсе избегали.

Наконец, Солль выдохся, с презрением оглядел своё покрытое красными пятнами воинство и приказал выступать.

Стража на воротах отсалютовала товарищам, отправляющимся в поход; закрыв глаза, Солль вообразил ниточки слухов, выползающие из ворот вслед за отрядом… а то и впереди него. Сеть слухов, как круги по воде, вестники и шпионы, пробирающиеся с хутора на хутор, несущие сведения Сове…

Он закусил губу. Если отряд за его спиной казался подобравшимся, злым медведем — то в подчинении у Совы озверевший осиный рой. И нет другого выхода — взять или погибнуть, причём второе лучше, мёртвый Солль вряд ли сможет вернуться в город и арестовать собственного сына… То есть того, кто считался таковым без малого двадцать лет.