Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы

По лужайке перед домом ходила Итка, покачивая на руках сына с перевязанной шейкой.

— Спасибо, — сказал Руал, следя за ней глазами. — Я тоже не забуду. Но мне надо идти. Мне всё равно надо идти.

Они помолчали.

— Где бы ты ни был, — сказал Обри, — помни, что здесь тебя ждут.

Руал подошёл к Итке с мальчиком. Гай широко ему улыбнулся, а Итка вдруг передала ребёнка мужу и упала перед Ильмарраненом на колени. Ему еле удалось её поднять.

Он вышел на дорогу, и когда дом скрылся за колоннадой сосен, кто-то вдруг явственно сказал ему, не то на ухо, не то изнутри головы: «Ай-яй-яй! Ты мне нравишься, удачливый Марран!»

Он вздрогнул. Он боялся этого. Ему снова показалось, что за ним наблюдают.

Мы покинули посёлок, когда солнце стояло уже высоко. Луаян не пошёл нас провожать, а у меня мороз продирал по коже, когда я думал об одиноком мальчишке в тёмном доме с могилой во дворе.

Мои глаза слипались, однако Ларт, не спавший ни секунды, был собран и сосредоточен. Он сразу же взялся править упряжкой, мою вялую попытку разговора пресёк и отправил меня в карету.

Под стук колёс я заснул, скрючившись, на обитых вытертых бархатом подушках. Сон мой был беспокойным и душным, я долго хотел проснуться и не мог. Наконец, мне удалось разлепить веки, и я увидел над собой мерно покачивающуюся парчовую занавеску на окне кареты.

Я разогнулся с трудом и сел, забросив ноги на противоположное сиденье. Болела голова, всё путешествие казалось бессмысленным и не было желания жить.

Я открыл окно и сунул голову в поток свежего ветра. Это немного меня взбодрило, и я решил перебраться к хозяину на козлы. Крикнул — ответа не было, тогда я поставил ногу на подножку, свесился из двери и посмотрел вперёд, на возницу.

На козлах, полуобернувшись ко мне, сидело ОНО. Я видел только жёлтые, сосущие глаза. Пальцы мои, вцепившиеся в поручень, свело судорогой, а ОНО ухмыльнулось и сказало сухим, царапающим голосом:

— Ну вот.

Тогда я сумел, наконец, заорать.

Я орал и орал, и ничего уже не видел перед собой, и отбивался руками и ногами, и сорвал нависшую над головой парчовую занавеску. В окно хлынуло солнце, и я, наконец, проснулся.

Карета замедлила ход и остановилась. Дверца резко распахнулась, на пороге стоял Ларт:

— Что?

Я смотрел на него бессмысленными глазами. Он взял меня за шиворот и встряхнул:

— Чего орёшь?

— Клюнула… — прошептал я в ужасе. — Она на меня клюнула!

Он насупился:

— Кто?

— Т… т… ретья сила, — выдавил я с трудом.

Он вздрогнул, нахмурившись ещё больше:

— Что ты болтаешь?

Заикаясь и путаясь в словах, я пересказал ему свой сон. По мере моего рассказа напряжение и озабоченность уходили с его лица, и, когда я закончил, он вздохнул с облегчением:

— Нет… Это не так. Ты просто перетрусил.

Я всё ещё смотрел на него затравленно. Он усмехнулся, вытащил меня из кареты на солнце и посадил рядом с собой, на козлах.

Мы ехали степью, дрожал над землёй разогретый воздух, резво бежала шестёрка вороных.

— Третья сила тобой не интересуется, — сказал Ларт.

— Правда? — спросил я с надеждой. — Правда-правда?

— Правда-правда, — устало отозвался Легиар. — Она следит за другим человеком, тем, кого видели в зеркале вод Луаян и его учитель.

Я уже не слышал — меня захлестнули до краёв степные запахи, лавина солнца и ослепительная небесная синева. Чувство облегчения, подобного которому я ничего раньше не испытывал, на несколько минут вытеснило из моей головы Луаяна, и его учителя, и самого Ларта. Мне казалось, что я ничего уже в жизни не испугаюсь, что я заново родился и вышел сухим из воды. Кажется, я даже пел.

Однако, сладкое чувство освобождения от опасности длилось не так долго, как мне хотелось бы.

— Что-что? — переспросил я, опомнившись. — А кого они видели в зеркале?

Ларт ударил по лошадям:

— Я думаю, это был Привратник.

Счастье моё улетучилось так же мгновенно, как и накатило.

— А кто он, Привратник? — спросил я, замирая.

Ларт мрачно на меня взглянул и на ответил.

Спустя несколько дней мы остановились ненадолго на постоялом дворе. Первой же ночью я проснулся от пронизывающего, леденящего ужаса.

Я лежал на пуховой перине в лучшей комнате гостиницы, пустой и тёмной.

И что-то бесформенное, тяжёлое и холодное сидело у меня на груди.

Я попытался проснуться — и не смог. Я стал убеждать себя, что это снова сон — и не верил себе, слишком ясным было ощущение склизкого прикосновения и отвратительного, гнилостного запаха.

То, что на мне сидело, взглянуло мне в глаза своими мутными плошками и неспешно, глухо чавкая, двинулось вперевалку к моему горлу. Я бился, как пойманный кролик, и хватал воздух, из последних сил пытаясь позвать Ларта. Но крик не желал вылетать из моего горла, я не мог выдавить даже писка.

В эту минуту дверь, закрытая на засов изнутри, отлетела к стене. На пороге стоял некто с узким блестящим лезвием в опущенной руке. Сидящее у меня на груди вдруг раздулось, как пузырь, и лопнуло с негромким сухим хлопком. Внутри это оказалось неожиданно пустым — только оболочка отлетела на пол. Всё это я видел, как в тумане.

Ларт подцепил то, что лежало на ковре, на кончик шпаги. Оболочка, похожая на жабью шкуру, неуверенно шевелилась. Ларт прошептал слово — и шкура эта вспыхнула и загорелась зеленоватым пламенем. Легиар швырнул её в пустой и холодный камин.

Двумя широкими шагами хозяин подошёл ко мне. Я скулил, как щенок. Он плеснул в кружку воды из кувшина и дал мне напиться.

— Хозяин, — сказал я, трясясь, — это не сон. Это уже не сон.

Глаза его светились в темноте, и свечение это понемногу угасало.

— Это не то, что ты думаешь, — сказал он терпеливо. — Это — не то, что видели в зеркале Орлан и Луаян. Это — мерзкое, страшное, но в общем-то не очень опасное существо из тех, что всегда были и будут на земле. Их полно. Обычно они прячутся от людей. Это порождения ночи… Но Третья сила-то причём? — он говорил, кажется, сам с собой.

Он хотел подняться, но я с неожиданной силой и смелостью ухватился за его руку:

— Хозяин, не уходите…

Он сел рядом со мной. Помолчал. Сказал, раздумывая:

— Вероятно, они чувствуют её приближение. Они тревожатся, они шевелятся и наглеют. Они лезут из своих щелей… Или нет? — он вопросительно на меня посмотрел.

Я сказал как мог убедительно:

— Хозяин. Я плохая приманка. На меня клюёт не то, что надо. Только всякая дрянь. Пожалуйста, снимите меня с крючка. Я больше не могу.

Он вздохнул и вдруг положил мне руку на плечо. Я замер — это было второй раз в жизни.

— Дамир, — сказал он, — неужели ты думаешь, что я могу тебя отдать?

Я всхлипнул и ткнулся в его руку.

— Успокойся, — бормотал Ларт в темноту, — считай, что я снимаю тебя с крючка.