Андрей Бондаренко - Путь к последнему приюту

«Действительно, спешка какая-то нездоровая образовалась», — подумал Егор. — «Насквозь надуманная и непонятная. Несёмся куда-то, буквально сломя голову. Куда? Зачем? Знать бы…. Нет, с ребятами-то, как раз, всё понятно. Они уже целых четыре года находятся в этом суровом и жёстком Мире. Нахлебались — всего и всякого. Вот, и мечтают — свалить куда подальше, да побыстрей. Законное и понятное такое желание…. А я — куда спешу? В некий незнакомый Зелёный Мир, где…. Где, собственно, что? Хрен его знает. Полная и туманная неопределённость. Мол, так надо — в соответствии с Пророчеством матушки Варвары, которая — якобы — является «аналогом» нашей легендарной Ванды. Ну-ну, расклады мутные и заковыристые…. Кстати, туннель-то начинает плавно заворачивать в сторону, практически образуя крутую дугу. Старательно огибает, надо думать, Ботнический залив с севера, пересекая — под землёй — шведскую границу…».

Время летело как-то странно, тягуче и заторможено.

Тихонько и тревожно поскрипывали ржавые рельсы, встречаясь со стальными колёсами дрезины. Подземная колючая стужа, как казалось, подступала сразу со всех сторон.

— Х-холодно, — отчаянно постукивая зубами, пожаловалась с боковой скамьи Ванда.

— Оч-ч-чень, — согласилась с ней Лана. — Просто н-н-нестерпимо…. Как ты там, с-сынок?

— Нормально, — заверил сидящий у неё на руках трёхлетний Угэдэй. — Настоящему Страннику — всё нипочём. Так отец говорит.

— Правильно говорит, — одобрил Лёха. — Эй, Юха!

— Что тебе, белобрысый?

— Наши девчонки замёрзли. Может, пусть заменят вас с Ханом на рычаге и немного погреются? А?

— Пусть — погреться. Не возражать. Стоппинг, здоровяк желтолицый. Смена…

Через некоторое время маршрут был завершён.

Юха, высмотрев на бело-голубоватой стене подземного туннеля некий условный знак, скомандовал:

— Стоппинг! Стоппинг, дамы благородные…

Дрезина, проехав по инерции порядка ста пятидесяти метров, остановилась в каменном глухом тупике.

— Лестница, — указал рукой направо глазастый Угэдэй. — Каменная. Ведёт наверх.

— Лестница, — невозмутимо подтвердил финн. — Ваша. Вылезать из дрезина. Подниматься по лестница. Давить пальцем на белая круглая кнопка. Ждать, когда дверь открываться. Жёлтую бляху показывать. Говорить с Густавом. Удач.

— А ты?

— Обратно ехать. К Марии.

— Прощай, Юха. Спасибо тебе.

— До свиданья, дамы и господа…

Мрачные бетонные ступени, покрытые глубокими извилистыми трещинами и густо-поросшие лохматыми жёлто-фиолетовыми лишайниками. Тусклые блики-зайчики, оставляемые лучами карманных фонариков на тёмных каменных стенах, облепленных молочно-белой плесенью. Массивная дверь, отливающая серьёзной металлической синевой. Круглая белая кнопка, вмонтированная в дверной косяк.

— Не просто — дверь, а приоткрытая дверь, — тут же отметил Лёха, шедший сзади. — Что, согласись, весьма странно. А ещё и очень подозрительно…

Раздался негромкий щелчок.

— Немедленно верни предохранитель на прежнее место, — не оборачиваясь, велел Егор. — А пистолет спрячь в карман. Вояка хренов.

— Да я что? Так просто…. На кнопку звонка будем давить-нажимать, как было велено финским проводником?

— Проигнорируем. Раз не заперто, значит, нас ждут.

Он, приоткрыв дверь пошире, прошёл внутрь.

«Ух, ты, ёлочки зелёные! Прямо-таки парадный зал какого-то рыцарского средневекового замка», — заявил восторженный внутренний голос. — «Высокий потолок со «вторым светом». Узкие стрельчатые окна, частично застеклённые цветными изысканными витражами. Тёмные бревенчатые стены, завешанные картинами в тяжёлых позолоченных рамах, различными геральдическими гербами, самым разнообразным холодным оружием, а также головами благородных оленей, лосей, косуль и диких кабанов…. Какие же у этих звериных голов — печальные стеклянные глаза. Какие же печальные, Боги мои…. В огромном камине, сложенном из дикого тёмно-серого камня, негромко потрескивает, не смотря на летнее время года, ленивый жёлто-оранжевый огонь. На многочисленных полках и полочках красуются искусно-сработанные чучела самых различных птиц: гусей, лебедей, уток, аистов, глухарей и тетеревов.… Это, братец мой, не просто «средневековый замок», а, судя по всему, «охотничий средневековый замок». Две большие разницы. Для тех, кто понимает, конечно…. А ещё и негромкая музыка слышна. Приятная такая. Мелодичная…. Ага, в стороне от камина, на низеньком полукруглом подиуме, стоит массивный чёрный рояль, а за ним на изящном стульчике — боком к нам, и небрежно перебирая длинными нервными пальцами чёрно-белые клавиши, — сидит человек…».

Мужской приятный голос, слегка глоссируя, запел — на безупречном русском языке:

Голос стих. Рояль замолчал.

— Какой красивый романс, — восторженно захлопала в ладоши романтически-настроенная Ванда. — Щемящий такой…. Браво, маэстро! Браво!

— Спасибо, вежливая гостья, — поднявшись из-за рояля, поблагодарил мужчина.

Поднялся, поблагодарил, обернулся и, удивлённо округлив тёмно-карие глаза, замер, превратившись в неподвижную статую.

«Романс, действительно, очень занятный, симпатичный и щемящий», — признал меланхоличный внутренний голос. — «Наше с тобой, братец, общее сердце, по крайней мере, до сих пор подрагивает в учащённом режиме…. Хозяин здешних мест? Приметный такой господинчик средних лет, выряженный в тёмный сюртук старинного покроя, без меры украшенный — во многих местах — пышными светло-сиреневыми и тёмно-жёлтыми кружевами. Записной модник и заскорузлый любитель Средневековья, не иначе…. Стоит, понимаешь, столб столбом, и буквально-таки пожирает симпатичную Ванду глазами. Даже рот слегка приоткрыл от полного и окончательного обалдения…. Это он в таком неземном восторге от её сегодняшнего крестьянского облика? Или же здесь что-то другое?».