Александр Мазин - Потрясатель Тверди

Нил с каменным лицом прослушал весь монолог, а когда черный маг оборвал речь дребезжащим смешком, покачал большой, покрытой запекшейся кровью головой:

— Ты больше чем дурак, Катышок, Темная Лапка. И мне жаль тебя, а потому я скажу, кто увел твоего демона.

— Кто? — спросил весь напрягшийся Ди Гон.

— Тор!

— Ты врешь! Ты видел его?!

— Я его звал. Можешь мне не верить! — Нил ухмыльнулся. — Лучше бы тебе не верить, а то скверно будешь спать!

— Не верю! Я сам знаю, кто это был! Одиночка! Он увел Дитя, но побоялся остаться, чтобы попробовать вот это! — Колдун потряс Хлыстом. — Но он еще попробует, если не угомонится! И демон жив, я чувствую!

— Это был не Сегейр, — спокойно сказал Нил. — Сегейра я знаю. И ты его знаешь. И знаешь, что это был не он, иначе не паясничал бы передо мной. А насчет утунра… Что ж, попробуй, Катышок! Маг ты серьезный. Но со мной тебе не совладать. И все же попробуй!

— Попробую, не сомневайся! — пообещал Ди Гон. — Сегодня не тот день, а завтра, клянусь головой Хаора, ты станешь моим! А до завтра будешь висеть здесь. А чтобы ты не донимал меня болтовней, молчи!

И Нил онемел.

— Уж с тобой я как-нибудь справлюсь! — сказал колдун и вышел.

Этой ночью Санти приснился странный сон.

Он увидел себя на вершине поросшего голубой травой холма. Внизу, слева от него, текла река. Справа он видел уходящие вверх холмы, а за ними — горы, вершины которых тонули в плотных облаках.

Слева от Санти стоял воин, державший сиреневый стяг с гербом. Герба было не разглядеть, потому что ветра не было и шелковое полотнище обвисло на коричневом полированном древке.

На Санти были полные доспехи воина, но привычное тело, казалось, не замечало тяжести.

Не оглядываясь, Санти знал, что позади, за спиной, в двадцати длинных шагах сомкнутыми рядами стоят воины. Его воины. Лучшие. Ветераны. А впереди, минах в ста, — другое войско. Он видел только первую шеренгу, потому что дальше начинался склон.

Войско. Серые плащи и поблескивающие острия копий.

От шеренги отделился человек и двинулся к Санти. Капюшон серого плаща был откинут, и на стальном полушарии шлема идущего блестели лучи Таира. Был день.

В вытянутых руках человек торжественно нес длинный предмет. Было очень тихо. Человек подошел ближе. Санти слышал, как поскрипывает свежая трава под его сапогами. Бородатое лицо человека было ниже значка на нагруднике Санти. Туор. В трех шагах он остановился:

— Туринг Сванте Улайвсон приветствует Адальга, сына Родрика, внука Асенны!

Каждое слово, казалось, повисало в неподвижном воздухе.

— Адальг, сын Родрика, приветствует Сванте Улайвсона, туринга!

Санти не узнал собственного голоса, низкого и мощного, как боевая труба.

Воины за спиной ударили в щиты рукоятями мечей, и воздух над холмом вздрогнул, как от удара грома.

— Я, туринг Сванте Улайвсон, вручаю тебе, Адальг, сын Родрика, в знак великой благодарности и уважения, которое народ мой заявляет твоему народу, сей дар!

Длинный предмет, который туринг держал в руках, был завернут в плотную алого цвета ткань. Туор медленно развернул ее, и Санти увидел меч в белых, как молоко, ножнах. Без единого узора или украшения. Такой же простой была и рукоять.

— Прими! — сказал туринг и протянул меч Санти.

Юноша увидел свои руки, в толстых кожаных рукавицах, с нашитыми сверху полосками металла. На левой руке у него был боевой браслет с четырьмя шипами. Руки эти приняли меч, и Санти поклонился.

Туор ответил ему таким же медленным поклоном, и за спиной Санти рукояти мечей второй раз ударили в стальные щиты.

— Принимаю и благодарю! — произнес губами юноши тот же мощный голос.

— Сними рукавицу, Адальг, сын Родрика!

Санти стянул латную рукавицу с правой руки и положил ладонь на белую шершавую рукоять.

Посмотрев на эту руку, Санти удивился — то была его собственная рука. Немного более жилистая и смуглая, но его, Санти.

— Пусть меч увидит свет! — воскликнул туор. — Луч Таира еще не касался его. Пусть клинок увидит свет в твоей руке, Адальг!

Движением, привычным, как вздох, Санти-Адальг выхватил меч, и гул за спиной показал, что не только Таир, но и воины увидели и узнали клинок. Светлое, с серебристым отблеском, лезвие из бивня саркула. Оно было белее, чем те два клинка, которые он, Адальг-Санти, видел прежде. Но то был, без сомнения, он, бивень саркула. Драгоценный дар! Понятно, почему на ножнах и рукояти нет отделки.

— Ты взял меч, сделанный отцами наших отцов! — провозгласил туринг. — Ты удостоен! Бессмертен меч сей. И сила богов, заключенная в нем, бессмертна. Твой род, Адальг, сын Родрика, внук Асенны, да хранит его вечно! Нет магии, что сможет опутать сыновей рода твоего, когда они сжимают сей меч. Сила богов, живущая в нем, охранит твою волю и твою руку, а рука да совершит остальное! Я, туринг Сванте Улайвсон, говорю: ты, сыновья твои, сыновья сыновей твоих — друзья наши по крову и крови! Будет так!

— Я, Адальг, сын Родрика, говорю: будет так!

Адальг-Санти вскинул меч над головой, и в третий раз грянул гром.

Туор повернулся и пошел к своим, а затем все серое войско минмэннис начало спускаться с холма к реке, где удерживаемые якорями, подняв прямоугольные серые паруса, стояли туорские дракены.

Адальг ждал, пока дракены подняли паруса и, подгоняемые дружными ударами весел, двинулись вверх по реке. Только тогда он вложил меч в ножны и повернулся к застывшему войску…

Санти лежал на животе, подперев ладонями подбородок, и задумчиво глядел на Ронзангтондамени потемневшими изумрудными глазами. Он только что закончил говорить и теперь просто смотрел на озабоченное лицо Женщины Гнона.

— Это все? — спросила она.

— Ты теперь знаешь столько же, сколько и я, — сказал юноша. — Ты все еще хочешь помочь?

Лицо Ронзангтондамени окаменело.

«Ты ее оскорбил!» — пришла мысль Этайи.

— Я не уверен, что ты сможешь помочь, и я совсем не хочу принести тебе беду, Ангнани! — быстро сказал юноша. — Мне ведь не безразлично, что с тобой будет! Позволь мне не жалеть о том, что я тебе все это рассказал!

— Он прав, Генани, сестра! — подтвердила Этайа. И, мысленно, Санти: «Молодец!»

Ронзангтондамени посмотрела на нее, потом снова на Санти. Она думала. Но недолго. Тонгрийка подняла руку и выпятила нижнюю губу.

— Я — Женщина Гнона! — надменно сказала она. — Через три хоры здесь будет триста всадников! А через десять хор — тысяча. А если этого мало — десять тысяч! У меня достаточно сестер в Тонгоре!

— Но в твоем селении меньше мужчин… — начала Этайа.

— Я отозву их из Королевских хогр! То же сделают и другие! — Она хлопнула в ладоши. Появился слуга.

Ронзангтондамени бросила ему несколько слов на тонгриа. Брови слуги полезли на лоб, но он кивнул и вышел.