Владимир Шимский - Дети Смерти

«Тут что-то не то».

Дэн не мог отвести от нее глаз. В нем еще сидел страх. Он еще помнил пережитый недавно ужас и ожидал, что вот-вот соблазнительная красота померкнет, а из полураскрытых чувственных губ глянут на него гнилые, подернутые желтоватой слизью зубы. Девушка наклонила голову, и по волосам ее пробежала искрящаяся золотом волна. Аромат волос коснулся ноздрей Дэна, и неожиданно для себя он успокоился.

Ночная гостья села на край кровати, положила тонкую, почти невесомую руку на грудь унрита. Ее губы что-то шептали, но слов было не разобрать. Амауна? [6] Гетера. Нет. Уж кому как не ему знать — их движения точны и безошибочны. А она… Казалось, она не знает, что с ним делать. Его бросило в жар. Кровь в жилах закипала, голова пылала, как факел. «Этак можно свариться заживо», — решил унрит, ощущая на себе внимательный, очень внимательный взгляд. От него явно чего-то ждали, и от одной только догадки, чего, все тело охватывала приятная нега. Рука девушки скользнула чуть ниже. «Ну же, — подсказывали ему. — Ну же, Дэн». Девушка была совсем близко, и унрит мог разглядеть каждую пушинку на ее лице. Ее небольшой, словно выточенный из мрамора нос. Слегка подкрашенные цветочным настоем губы. Родинку над верхней, делавшую их еще более соблазнительными для поцелуя. И всего-то обнять, притянуть послушное, податливое тело к себе. Впиться губами в… «Ну же, Дэн». Гостья сама уже склонялась к нему. Ее увлажнившиеся губы искали его лицо. Дэн почувствовал немой восторг невидимого наблюдателя. В голове кто-то настойчиво твердил: «Ты ведь так долго ее искал. Что же ты медлишь, Дэн?» Его толкали к ней, и эта настойчивость завораживала.

Красное полотенце скользнуло на пол. Губы соприкоснулись. Дэну показалось, что он исчез. Растворилась комната, не было Унры, звездного неба, печального лика Моны. Не было страшного Магра и черных «капюшонов». И вместе с тем не было воли сопротивляться ни сладким объятьям, ни молчаливым приказаниям невидимого взгляда. Ему приказали поднять руку. Рука послушно поднялась, обняла легкий стан. Другая рука послушно скользнула по теплому женскому животу. Ниже. Еще ниже. Погладила горячую, как полуденный Таир, впадину. Ее тело торопливо («Слишком быстро?») откликалось на ласку.

Она дрожала, и эта дрожь передалась и унриту. Он осторожно выдернул разделявшее их одеяло. Девушка медленно провела пальцем по его скользкому от моющего порошка —.

Красное полотенце.

«Я даже не знаю ее имени!»

«А какая разница, Дэн?»

Горячая волна каталась от затылка до самых пяток. Упругие соски коснулись его груди, скользнули к подбородку.

«Поцелуй их, Дэн».

Губы послушно коснулись ароматно пахнущей кожи.

«Что это? Плата за…»

«Выкинь из головы».

Тела безнадежно перепутывались. Снова ее мягкие, спелые губы. «Я хочу умереть», — подумал Дэн. «Отец». «Да, Бигги, да». «Я сплю?» Комната укачивала его. Забивающиеся в ноздри золотистые волосы затрудняли дыхание. Острые зубки неожиданно впились в нижнюю губу унрита.

Привкус крови.

«А теперь ты, Дэн».

«Ей будет больно».

«Да».

Он послушно впился зубами в мягкую, податливую плоть. Девушка, казалось, ничего не почувствовала.

«Хороший, Дэн. Послушный, Дэн».

«Что это я?»

«Хриссы вонючие».

Чужой (укоризненный?) взгляд.

Еще ничего не произошло.

Он вдруг вспомнил взгляд отца. Красное полотенце. Или кровь? «Хриссы!..» Они же подсмотрели это в его мозгу!

Дэн попытался прийти в себя. Теперь чужой взгляд был липким, как паутина. Чем яростнее унрит выдергивал из него жалкие остатки своей воли, тем сильнее запутывался в нем. Мозг заволокло туманом. Дэн вдруг понял, что глаза его закрыты — он сосредоточился и попытался представить собственное тело. Шрам на руке. Подвернутую, все еще слегка ноющую ногу. «Оно мое», — уверенно сказал он и почувствовал немую ярость того, кто пытался овладеть им. Чужая ярость подхлестнула его. Глаза открылись. Комната вертелась в бешеном танце. «Стоп», — приказал Дэн. Вращение прекратилось. Мысли обретали обычную ясность. Паутина взгляда ослабла.

Губы девушки еще мяли его рот. Ее острый язычок тщетно пытался пробить себе дорогу сквозь крепко стиснутые зубы унрита. Золотистые пряди приятно щекотали пылающие щеки.

Ничего еще не… не…

Она была прекрасна. Но глаза равнодушны и пусты. «Как это я сразу не заметил?» Она подчинялась их воле. Их желаниям. Потому, и только потому она была здесь. Целовала его. Пьянила и сводила с ума. От этой мысли защемило сердце. «Милая», — прошептал Дэн. Нежно погладил бархатистую кожу. Оторвал от себя ее лицо, волосы, красные полоски губ. Все тело его протестовало против этой пытки. На какое-то мгновение глаза их встретились, и в глубине голубых неподвижных зрачков девушки мелькнуло что-то похожее на понимание. Или ему только показалось? Повинуясь безотчетному желанию, унрит пожал безвольно лежащую на его животе тонкую руку. Девушка вздрогнула и торопливо встала. Чужая ненависть переполняла комнату, готовая вот-вот перехлестнуть через край…

Он и не заметил, как девушка ушла. Скрипнул в замке ключ. Дэн остался один. Несколько минт он лежал неподвижно, оглушенный происшедшим, прислушиваясь к биению своего сердца.

Кажется, он выпутался.

На этот раз.

«Тьфу!»

«И все-таки немного жаль…»

Каждая клеточка его тела молила о… Унрит соскользнул с кровати и, наполнив заново умывальную амфу (в углу стоял огромный чан с водой) смыл с себя остатки пены. Насухо вытерся принесенным девушкой полотенцем. Его красный цвет уже не беспокоил Дэна. Прошлое ушло безвозвратно.

Закончив процедуру умывания, унрит ощутил страшный голод. Он уже не боялся быть отравленным: капюшоны знали о нем почти все, он был им необходим. Его не боялись, хотя и не смогли окончательно сломить.

Назло им («Хриссы», — шептали губы) Дэн жадно набросился на разложенные по тарелкам кушанья. Он искренне порадовался, обнаружив, что на сей раз обошлось без грибов. Зато была вкусно приготовленная баранина, запеченная в тесте рыба и розовое хорское вино. Медленно, растягивая удовольствие, Дэн выпил два бокала. Как бы там ни было, а кормили его теперь неплохо.

«Дорогое угощение», — вяло подумал унрит.

Сонные глаза унрита наткнулись на валявшийся у постели клочок бумаги (видимо, выпал, когда он раздевался). Дэн поднял и разгладил его. Рисунок оставался столь же непонятным. Он снова вгляделся в таинственные фигуры. На мгновение мелькнуло странное видение: ярко освещенные улицы, спящие средь бела дня в странных позах люди. Еще секта, и унрит спал, упав лицом на стол, так и не добравшись до приглянувшейся перины.

— Одевайся!

Кто-то грубо тряс унрита за плечо.