Эдгар Райс Берроуз - Тарзан в Пеллюсидаре

Однако запасы жизненной энергии в огромном теле зверя казались неистощимыми, он как-будто не ведал усталости. Тарзан и сам не устал, но ему всегда было неприятно убегать, да и медведь ему уже надоел. Он начал на бегу посматривать по сторонам, ища какой-нибудь способ отделаться от непрошеного попутчика. Особенное внимание он уделял нависающим над тропой скалам и вскоре обнаружил то, что искал, — узкий гранитный выступ, торчащий из скалы примерно в двадцати пяти футах над тропой. Остальное было делом техники. Несколько раз взмахнув веревочной петлей у себя над головой, Тарзан с первой попытки сумел набросить ее на выступ. Медведь еще только показался в отдалении из-за поворота. Пока он, рыча и сопя, приближался, Тарзан с ловкостью мартышки Ману взобрался по веревке и оказался в недосягаемости от своего врага.

Не надо было быть Шерлоком Холмсом, чтобы не сообразить — Джана сильно рассердилась. Джейсон, конечно, догадался о причинах внезапного гнева. Правда, он полагал, что раздражение девушки вызвано обычным женским непониманием ситуации. Неужели она могла всерьез вообразить, что ее прелести могли покорить его сердце? Но именно в этом Джейсон Гридли глубоко заблуждался. Он судил о поведении Джаны с позиции своих собственных, большей частью воображаемых, познаний в женской психологии. Он знал, что она прекрасна, и знал, что ей это тоже известно. Она не раз рассказывала ему о десятках молодых людей Зорама, стремившихся добиться ее руки и сердца. Да и он сам избавил ее от одного из «женихов», носившегося вслед за ней по чужим горам, ежесекундно рискуя собственной жизнью. Таким образом, не было ничего удивительного в том, что Джана весьма высоко оценивала собственную привлекательность и верила, что ни один мужчина не сможет перед ней устоять. Джейсон только одного не понимал: почему, собственно, она так разозлилась, когда он не поддался на ее кокетство? Ведь им было очень хорошо вдвоем! Он не мог припомнить, было ли ему когда-нибудь так же хорошо в обществе особы противоположного пола, да еще в течение столь продолжительного периода. Он искренне горевал, что их отношения оказались омрачены этой нелепой ссорой и, недолго думая, решил не обращать внимания на ее злость и продолжать идти вместе с ней, пока она не успокоится и не придет в себя. Да и что еще мог он сделать? Не мог же он позволить Джане одной пробираться в свой Зорам, когда вокруг столько опасностей. Нехорошо, конечно, с ее стороны обзывать его джалоком, — самое страшное оскорбление в Пеллюсидаре, — но он готов был забыть об этом, надеясь, что со временем она раскается и попросит прощения.

Решив, как вести себя в дальнейшем, Джейсон Гридли последовал за девушкой. Не успев сделать и дюжими шагов, он был остановлен ее странным поведением. Джана выхватила из-за пояса свой каменный нож и повернулась к нему, как разъяренная тигрица.

— Я же сказала, чтобы ты шел своей дорогой! — воскликнула она. — Я не желаю тебя больше видеть!

Если ты пойдешь за мной, я тебя убью!

— Но я не могу отпустить тебя одну, Джана, — тихо сказал Джейсон.

— Красный Цветок Зорама не нуждается в помощи таких, как ты, — гордо заявила девушка.

— Но мы же были такими хорошими друзьями! — умоляюще проговорил Джейсон. — Позволь мне и дальше сопровождать тебя. Я же не виноват, что я не… - он запнулся и замолчал.

— А мне наплевать, любишь ты меня или нет, — высокомерно сказала Джана. — Я тебя ненавижу. И ненавижу за то, что твои глаза лгут. Когда лгут уста, мы, женщины, не обижаемся, потому что знаем — язык мужчины умеет лгать. Но если лгут глаза, значит лжет и сердце. А такой человек насквозь фальшив. Ты потерял мое доверие, и мне не нужна твоя помощь и дружба Мне вообще больше ничего от тебя не нужно. Убирайся!

— Ну как ты не можешь понять, Джана…

— Это ты должен понять, — оборвала его девушка, — что я тебя убью, если только ты осмелишься пойти за мной.

— Тогда тебе придется меня убить, — упрямо заявил Джейсон, — потому что я в любом случае пойду за тобой. Я не могу оставить тебя одну независимо от того, ненавидишь ты меня или нет.

С этими словами он решительно двинулся к девушке. Та стояла лицом к нему, в занесенной над головой руке был зажат каменный нож. Глаза Джаны сверкали гневом. Не обращая внимания на нож, Джейсон Гридли твердыми шагами шел прямо на нее, словно подставляя грудь для удара. Каменный нож взметнулся над головой и застыл. А в следующий момент Джана повернулась и помчалась прочь вдоль края пропасти.

Она бежала очень быстро и вскоре была уже далеко от Джейсона, которому мешали одежда, оружие и боеприпасы. Пару раз он что-то прокричал ей вслед, но она не разобрала слов, да и не старалась. Все дальше и дальше отрывалась она от своего бывшего спутника, так что тому оставалось только, стиснув зубы, продолжать двигаться следом и надеяться не потерять ее из виду. Джейсон чувствовал злость и обиду, но сильнее всего он ощущал боль и сожаление, что такая замечательная дружба между ними так глупо закончилась.

С каждым шагом он все глубже осознавал, каким счастьем для него было общество Джаны и какое место она занимала во всех его помыслах. Он поймал себя вдруг на мысли, что последнее время совсем не думал о своих товарищах по экспедиции. Забота о безопасности девушки напрочь вытеснила у него из головы все остальные соображения.

— Черт! Да она из меня прямо-таки ручную обезьянку сделала, — проговорил он, размышляя вслух. — Пожалуй, даже Цирцея так не действовала на Одиссея! Сомневаюсь, впрочем, что греческая леди была наполовину так прекрасна, как эта, — добавил он, припоминая лицо и фигуру маленькой дикарки.

А какой темперамент! Это же надо — угрожать ему каменным ножом! Он не мог удержаться от улыбки, вспомнив, как в последний момент она проявила все ту же женскую непоследовательность, потом печально вздохнул и зашагал дальше вслед за Красным Цветком Зорама.

Время от времени он ухитрялся разглядеть впереди мелькающую меж камней девичью фигурку. Она явно сбавила темп, но Джейсон по-прежнему не мог к ней приблизиться. Он никак не мог отделаться от страшной мысли, что на девушку может в любую минуту напасть какой-нибудь страшный хищник и растерзать прежде, чем он успеет прийти к ней на помощь со своим ружьем и револьвером. Эта мысль заставляла его напрягать последние силы. Он надеялся только, что девушка тоже устала и должна остановиться на отдых. Вот тогда он постарается ее догнать и уговорить помириться с ним. А потом все будет по-старому, и он сможет опять наслаждаться ее дружбой и обществом.

Джана, однако, не проявляла никаких признаков усталости и явно не собиралась располагаться на привал. Зато американец тащился из последних сил, и только врожденное упрямство и мужская гордость удерживали его от того, чтобы повалиться на землю и забыться в освежающем сне. Ничего толком не различая перед собой, он упрямо шагал вперед. Рюкзак с боеприпасами гнул ему плечи, а ружье стало весить чуть ли не тяжелее полевого орудия. Мысленно поклявшись не сдаваться, он упорно лез вверх на подъемах и с облегчением сбегал вниз на спусках. Ноги его двигались автоматически, как некая заводная машинка, не зависящая от его воли и доставляющая ему неслыханные муки, но все же перемещающая его все дальше и дальше, как бы ни противилась этому каждая клеточка измученного организма.