Анджей Ясинский - Толлеус, искусник из Кордоса

Жернова начали затягивать отчаянно барахтающегося голема, одна его лапа уже попала между ними, но тут произошла удивительная вещь: с протяжным скрежетом, слышным на всю арену, огромные круги встали. Они мололи в пыль камни, они плющили железные болванки в лепешку, только тонкая нога голема почему-то оказалась им не по зубам. Угроза быть раздавленным исчезла, но искусник оказался в западне: попавший в капкан Паук не мог выбраться. Над трибуной почему-то стало тихо-тихо: люди просто переглядывались и пожимали плечами, не в силах понять произошедшее.

Шестиног продолжал дергаться, и зажатая лапа в месте сочленения вдруг оторвалась. Голем был явно не приучен ходить на пяти конечностях, но доковылять до ворот, которые находились совсем близко, смог без особых проблем.

Зрители подняли оглушающий рев – представление им понравилось, а чего еще нужно? Только Примус, который вырвался из круговерти школьных хлопот, чтобы посмотреть Турнир, молчал, до крови прокусив губу: он узнал искусника, что обращался к нему за лечением. Будущее, которое этот старик принес Оробосу, чародею совсем не нравилось.

Тяжело опираясь на заботливо поданную руку Маркуса, Толлеус выбрался из бадьи. Он заполошно дышал и побледнел – опасности и треволнения заезда не прошли даром. По дороге к своему столику посол сердечно поздравил големщика: в этот раз судьям придраться не к чему, выступление засчитано, программа выполнена!

Старик жадно отхлебнул из кружки. Он держал ее двумя руками, но даже так немного расплескал – его пальцы заметно подрагивали.

– Что же, теперь не нужно выступать на Осьминоге? – отдышавшись, спросил он.

– Если силы остались – дерзай. Теперь, когда ты взял Черепаху, я не берусь предсказывать. Вдруг твоя звезда приведет тебя к победе? Все-таки наш Паук наилучшим образом приспособлен именно для последней трассы.

Толлеус немного помолчал, а потом тихо сказал:

– Я до смерти боюсь… Там, в бассейне с тварью, я думал, мне конец… Но если надо, я буду участвовать. Только мне бы съесть пару жизнегубок, а то что-то нехорошо…

– Что съесть? – удивился Маркус.

– Те штуки, похожие на их накопители маны, только с жизненной силой, что ты принес. Очень бодрит, – принялся объяснять искусник.

Посол кивнул.

– Еще надо починить голема. Или, если лапа безнадежно повреждена, переставить конструкты на запасного.

Маркус снова утвердительно склонил голову и тут же отдал распоряжения неслышно появившемуся охраннику. Мужчины замолчали. Толлеус просто отдыхал, улегшись на лавочку, а профессор думал о чем-то своем, глядя на выступление очередного чародея. Их осталось всего с десяток, причем все они нацелились исключительно на путь Осьминога. Старик тоже время от времени бросал взгляды на иллюзию в небе, но происходящее как-то проходило мимо его сознания. Он встрепенулся, только когда появился посланный за жизнегубками искусник.

Азарт борьбы, если он и был, давно испарился, и с этим ничего не могли поделать даже чародейские штучки, зато они вернули силы. Маркус, заметив благотворную перемену в подчиненном, наклонился и заговорщицки спросил:

– Как думаешь, хорошо ты выступил или не очень?

Толлеус пожал плечами: вот уж о чем он совершенно не думал, так это о месте в табели. Сумел пройти трассу, и то счастье. Оказалось, что его результат замечателен. Черепаху прошли всего трое, причем искусник занял второе место, обогнав Тиция почти на пять минут, лишь немного уступив победителю. Самое удивительное, что им оказался не именитый фаворит, а такой же новичок, как и сам старик.

– Этот чародей откуда-то с побережья и, похоже, немного разбирается в Искусстве. Жезла у него нет. Наверное, нахватался азов у даймонов. Големы у него не совсем обычные. Конструкт, общая компоновка – чародейские, но в суставах использует нити. Вон он, видишь?

Толлеус равнодушно посмотрел, куда указывал посол. Чародей и его голем не вызвали у него никакого интереса. Пара искусных нитей – это не Искусство. Оболиус больше в плетениях разбирается, чем этот, хотя в учениках и месяца не проходил. Однако глаза профессора так блестели, что сразу становилось понятно – он явно собирался с пользой для Кордоса как-то обыграть факт использования Искусства, пусть даже в таких минимальных количествах.

Неожиданно один из кордосцев скользнул к послу и что-то шепнул ему на ухо.

– Что? – сбился с мысли Маркус, который продолжал рассказывать последние новости. – Где?

Старый искусник, несмотря на усталость, приподнялся на локте, чтобы узнать, в чем дело, но профессор резво вскочил и куда-то умчался. Големщик напрягся: сбывается предчувствие? Возможно. Вряд ли виноград, на который налегал начальник весь Турнир, оказался испорченным.

Впрочем, волноваться Толлеусу уже поздно. А новость, которую передали Маркусу, големщика никак не касалась. Это всего лишь Пилорн достиг столицы, значительно опередив своих людей. Другие бойцы его отряда добирались самостоятельно разными дорогами под разными легендами, чтобы не вызывать подозрений у «Недремлющего Ока».

Чародей, выступавший в этот момент на арене, основательно застрял в предпоследней клетке и после многочисленных безуспешных попыток добраться до заветной кнопки сдался. Провожаемый недовольным галдежом зрителей, он покинул Турнир. По невероятному стечению обстоятельств, предсказанных Маркусом, следующим оказался Толлеус. Судебный комитет даже не дал ему перевести дух, выждав лишь положенный минимальный перерыв.

Паук, на котором готовился выступать искусник, был тот же. Оторванную лапу все еще не могли вытащить из зажевавшего ее механизма, поэтому сотрудники посольства пересадили голему новую конечность от донора. Так было проще и быстрее, чем переставлять амулет и переносить наблюдательные конструкты на запасного шестинога.

Старик чувствовал себя не лучшим образом, но все же поднялся и медленно побрел на арену. Неприятно ныло сердце – скорый предвестник приступа. Уже целую неделю оно так не шалило, но стоило разок поволноваться, и готово – этот своенравный орган опять забарахлил, невзирая на лечебный конструкт. Причем целебные плетения жилета, если вдруг они начнут срабатывать в процессе выступления, оробосцы тут же расценят как помощь себе Искусством. Толлеус на этот случай отключил их самостоятельную активацию, хотя подобный шаг рискован.

Дань традиции – демонстрация публике возможностей голема – прошла на ура. Паук вытянул в стороны свои длинные «руки» и закрутил, завертел ими, точно мельница крыльями. А потом и вовсе поднатужился и сделал стойку на руках. И в этот раз тоже зрители увидели лишь иллюзию. Да, искусник делал все это на тренировках, но было бы нехорошо, если бы в финале что-то не получилось.