Валерий Большаков - Марс наш!

Марс, Долина Маринер, база «Королев».

22 августа

Яну Рожкову разбудил ранний звонок.

Шепча энергичные выражения, она налагала радиофон, не раскрывая глаз, и буркнула:

– Алло?

– Яна Романовна! – заголосил коммуникатор голосом Горбункова. – На плантации хлореллы засоленность! Срочно нужна пресная вода!

– Так вы для этого разбудили меня без пятнадцати шесть? – вскипела Рожкова. – Чтобы доложить о какой-то ерунде?

– Шесть? О-о… Простите, конечно, но это далеко не ерунда! Повышенная концентрация соли в воде вредит хлорелле, и…

– Так добавьте в вашу соленую водичку пресной! Или вы хотите, чтобы я вам таскала воду?

– Но вы же директор базы…

– А вы – старший биолог! – отрезала Яна. – Вот и займитесь наконец своими прямыми обязанностями, а не будите людей спозаранку!

Отбросив радиофон, директор вздохнула.

– На удобрение тебя, юного натуралиста… – пробормотала она. – Все, не усну теперь!

Издав еще один вздох, тяжелее прежнего, Яна со стоном поднялась и прошлепала босыми ногами в душ, вспоминая, сколько раз она шлепалась, выходя из душевой кабинки.

На Марсе сила тяжести меньше земной вдвое, даже еще слабее, и удержаться, когда скользко, непросто.

Но ничего, обвыкла…

Повертевшись под душем «до упора», Рожкова дождалась сигнала.

– Ваш утренний лимит использован, – строго уведомил ее автомат, и вода перестала течь.

Ничего, ей хватило.

Только кофе уже не попьешь в одиночестве, как она любила.

Придется топать в столовку.

С удовольствием оглядев в зеркале свои упругие груди, плоский живот и тонкую талию, Яна показала язык отражению и натянула черный блестящий комбинезон.

Немного слишком «секси», но это ладно – интересно наблюдать за мужиками, когда они пытаются выглядеть воспитанными и в то же время пялятся, все пытаясь разглядеть подробности ее фигуры.

Краситься директор не стала – положение обязывало, да и не стоит будить инстинкты до крайней степени.

Надо блюсти баланс в коллективе.

Выйдя в коридор главного купола, Рожкова поднялась на второй этаж, окунаясь в запах сдобы и молотого кофе.

Божественно.

– Дядя Вано! – жалобно воззвала девушка. – Вы мне кофе дадите?

– Ай, красавица! – воскликнул инженер-гастроном. – Кто тот негодяй, что разбудил тебя?

– Горбунков! – трагическим голосом сказала Яна. – Обещайте, что отомстите ему за мой недосып!

– Клянусь! – пылко пообещал Вано. – Я подкину в его манную кашу самые жирные пенки – и много-много комочков!

– Какой вы жестокий! – улыбнулась Рожкова.

Инженер-гастроном полностью отвечал всем требованиям хрестоматийного повара – был он весьма упитан, округл и грозно топорщил черные усы, самые пышные на Марсе.

Вскоре священнодействие закончилось, и содержимое джезвы перелилось в маленькую чашечку.

– Прошу!

– Спасибо, дядя Вано!

– Пей, красавица, пей…

Вано Гурамов подсел и стал с умилением следить за тем, как начальница смакует кофий.

– Вальцев не заглядывал? – спросила Яна.

– Был, – кивнул инженер-гастроном. – Вечером забегал, перед сменой. Грозился к Новому году вскрыть еще пару горизонтов и добыть дейтерия на-гора… Вах, не помню сколько. Да ты пей, пей…

– Да пью я, пью…

– А это правда, что еще одну станцию развертывать будут?

– Правда. В Лабиринте Ночи развернем. Но когда еще это будет… Топчемся на нулевом цикле…

– А что ж ты хочешь, красавица? – всплеснул руками Гурамов. – Последний грузовик еще прошлым летом приходил, а без Земли мы никуда…

– В том-то и дело, – вздохнула Рожкова. – Автономнее нам надо быть, автономнее! А мы все за Землю держимся, как дите за материнскую юбку…

– Нам энергии не хватает.

– Нам много чего не хватает…

Тут в столовой появился еще один голодающий – в запыленном скафандре, небритый, он выглядел как киношный колонист, чей образ пестовали в Голливуде.

– Хэлло, Яна! – весело поздоровался он, обтирая скафандр грязным полотенцем.

– Сейчас я помогу! – засеменил к нему Вано, подхватывая маленький пылесос.

В сезон пылевых бурь без него было не обойтись – мельчайшая красная пыль проникала повсюду, скрипела на зубах.

Просидишь весь день за компом, не покидая купол, а руками хлопнешь – пыль.

Откуда, спрашивается?

– Что-то вы рано, Таг, – удивилась Рожкова. – Случилось чего?

Улыбка Тагвелла Гейтсби пригасла.

– Случилось, Яна, – серьезно сказал он. – Вы собирались сегодня в «Порт-Годдард»?

– После обеда, не раньше, Таг.

Гейтсби нахмурился и покачал головой.

– Вам не стоит покидать базу, Яна. Вы читали последние новости? Русский корабль «Леонов» обстрелял ТКС «Аламо».

– Чушь какая! – фыркнула Рожкова. – Да и чем один грузовик мог обстрелять другой? Пищевыми рационами? Или запчастями к «ползунам»?

– Я понимаю! – Тагвелл приложил пятерню к груди. – И вы понимаете! Но десятки человек на станции верят Си-эн-эн.

– Это Си-эн-эн передала такую брехню?

– Вся свободная пресса говорит об этом и показывает!

– Значит, провокация…

Яна задумалась.

– Мне запретили посещать русскую базу, – негромко проговорил Гейтсби, – я приехал тайком.

– Спасибо, Таг, – мягко улыбнулась Рожкова, – но, право, не стоило так беспокоиться…

Гейтсби покачал головой.

– Вы не понимаете, Яна… Начинается очень мутная политическая игра. И очень опасная. Ведь «Аламо» реально уничтожили!

– Но не мы же! Зачем это нам? – Яна запнулась. – Ах, вот оно что… Вы полагаете, что гибель «Аламо» – только повод?

– Именно! – просиял Тагвелл. – Вы, русские, как та собака на сене, сидите на богатейших запасах дейтерия, поговаривают, что и трития. Вот вас и решили согнать с насиженного места, чтобы самим хрустеть тем сеном! Раньше, на Земле, что ни конфликт, так из-за нефти. А на Марсе своя специфика…

Рожкова задумчиво посмотрела на американца и сказала:

– Всегда завидовала мужскому уму.

Гейтсби вспыхнул, как мальчик, и сразу засобирался.

– Ну, поеду я, пока меня не хватились…

– А кофе?! – изумился Вано.

– Простите ради бога, – сказал Тагвелл, прижимая ладонь к сердцу, – но в другой раз! Спешу!

И торопливо покинул столовую.

Рожкова, по-прежнему пребывая в глубокой задумчивости, подошла к круглому иллюминатору.

Отсюда открывался замечательный вид на пустыню.

Ее красновато-оранжевый оттенок еще не проступил со всей яркостью – над Марсом занимался рассвет.

Небо было налито темной-темной синевой. На севере поднимался зубчатый хребет Герьон, выделяясь беспросветно-черным на фоне голубеющего восхода.

Солнце уже показалось над близким горизонтом – удивительно маленькое, не алое, как на Земле, а пригашено белое.