Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Как так?! — изумились Риг и Милли. — А причём здесь этот великий и прославленный муж!?

— А вот так! При том! — мрачно ухмыльнулся я. — Микеланджело как-то раз зарыл в землю свою собственную скульптуру под названием «Спящий купидон», подождал, пока она там «состарится», выкопал и ловко продал под видом античной статуи одному кардиналу за 200 дукатов! Огромные деньги были по тем временам! У, аферист! Проклятые и мерзкие итальяшки! Ненавижу их, как и англо-саксов, норвежцев, финнов, прибалтов, поляков, татар, румын и особенно арабов!

— А почему в этом скорбном списке нет шведов? — усмехнулась Великая Госпожа.

— Ах, ну да! Этот момент я упустил. Эх, сколько раз мы поддавали этим якобы суровым ребятам под зад!

— А немцы?

— Ну, они, конечно же, на протяжении истории наших взаимоотношений часто и во многом были не правы, — задумался я. — Но нравится мне их дух, педантичность, трудолюбие и крайняя чистоплотность. А, вообще-то, честно говоря, я им многое прощаю из-за Великой Императрицы Екатерины Второй. Да, и в основе всех реформ Петра Первого лежат их идеи, образ жизни, мысли, достижения, ну, и одна баба, которая сыграла в судьбе нашего Царя-Основателя очень значительную роль.

— Да, вот это поток сознания! — рассмеялась Милли.

— Я не успеваю следить за его течением, Великая Госпожа, — жалобно произнёс Риг.

— А и не надо. Если следить за всеми потоками, которые струятся вокруг нас по воле этого типа, то можно свихнуться или помереть.

— Браво! Как хорошо сказано! — возбуждённо захлопал я в ладоши.

— А вообще, возвращаясь к теме итальянцев… Я считаю, что любым нациям свойственны времена взлётов и падений, как и отдельным людям, — задумчиво произнесла Милли. — Ну, вот греки, допустим. Александр Македонский. Не было в истории человечества более гениального полководца и завоевателя. Но, с тех пор прошли столетия и дети Эллады ничем не прославились, и ничего особого не совершили. Но, кто знает, кто знает… Всё-таки, за временными падениями подчас следуют неожиданные взлёты.

— Сколько же можно падать?

— До бесконечности… А потом вдруг следует воскресать и обретать новые силы и возможности!

— А что касается этого недоноска, ну, я имею в виду Макиавелли, — усмехнулся горько я. — Ему, видите ли, были приемлемы любые методы в достижении поставленных целей! Риг, послушай! «Люди всегда дурны, пока их не принудит к добру необходимость!». Каково, а?! Каков пассаж! И данным типом искренне восхищается эта глупая баба!?

— Что?! Как ты смеешь так говорить о Великой Госпоже!? — Риг панически вздрогнул, покачнулся и чуть не потерял сознание от благоговейного и непередаваемого ужаса.

— Смею! Потому что ты смеешь тоже восхищаться этим расчётливым, изворотливым и распутным итальяшкой! — оскалился я. — И впредь изволь называть меня только на «вы»! Кстати, я думаю, что ты его гениальных трудов не читал, потому что чело твоё не отмечено признаками интеллекта! Собственно, какой интеллект!? Нам бы всего один грамм ума! Или, хотя бы, — пол грамма! Да пистолет с глушителем в придачу!

— Вот как!?

— Именно так!

— Вызываю тебя на поединок!

— «Вы!».

— Вызываю Вас, Воин Первой Ступени, на поединок!

— Что!? Ха, ха, ха! Ты слышал что-нибудь о камикадзе?

— Так, ребята, давайте успокоимся, — печально вздохнула Милли. — На раз-два-три полно и глубоко вдыхаем грудью, задержим дыхание, а на раз-два-три-четыре-пять медленно выдыхаем посредством живота. Или наоборот. Повторим…

— Ты кто?! Как здесь оказалась!? — вдруг раздался громкий и очень неприятный басовитый голос с соседних нар.

Его обладателем оказался огромный, жирный и обрюзгший мужик во рваной и грязной майке и трико, который тяжело спустился на пол и в недоумении замер перед Милли. Она пристально и строго посмотрела на него и осуждающе покачала головой:

— Это же надо довести себя до такого скотского состояния?! Ожирение, отдышка! С вашей печенью очень большие проблемы! Бросайте пить! Собственно, причём тут пить? Если цирроз в последней стадии, то пей, не пей. Эх, конец один…

— Извините…

— А что вас извинять? Сочувствую. Прощайте…

Мужик страшно побледнел и упал в обморок.

— Да, сейчас бы опохмелиться, — неуверенно и робко произнёс я после довольно продолжительного и скорбного молчания по почти усопшему, но не совсем, индивидууму.

— Да, не помешало бы, — прохрипел Риг.

Мы снова помолчали.

— Мечтать никому, никогда и нигде не вредно, — вдруг прогудел наш оживший сосед по несчастью и, не спуская тревожного взгляда с Милли, поднялся с пола, осторожно вернулся на свои нары. — Женщина, а, всё-таки, как вы здесь оказались?

— Я не женщина, — жёстко и печально произнесла Милли.

— А кто вы есть?

— Я — та, которая неустанно бредёт в ночи, — поморщилась Милли. — Я — её осколок! Я — квинтэссенция разочарования! Я — босоногая странница! Я — та, которой очень грустно видеть этих двух типов в Изоляторе Временного Содержания!

— Слава Богу, что мы не в тюрьме или в колонии, или в морге! — радостно, просветлённо и облегчённо воскликнул я.

— Да уж, счастье-то какое удивительное и необыкновенное привалило нам, тем, кто неизвестно что делает в этом крайне убогом и вонючем месте! — мрачно произнёс Риг.

— Известно, вполне известно, — Милли снова опустилась на пол, скрестила свои прекрасные, длинные, самые совершенные и стройные ножки в мире, и с ненавистью посмотрела на меня, отчего я вздрогнул, забеспокоился и страшно засуетился.

— Милая, ты с пола-то встань. Он же бетонный и очень холодный. А вдруг застудишь яичники?! Я мечтаю заполучить от тебя детей! Штук трёх-четырёх! Не меньше!

— Что!? — одновременно и негодующе воскликнули Милли и Риг.

— Ну, хорошо, пятерых! — обречённо воскликнул я. — Беру на себя дополнительные обязательства!

— Паяц!

— Что есть, то есть…

— Я зачем вас послала к Альтеру?! Отвечайте, Риг! — гневно произнесла Милли, резво вскочила с пола и нервно заходила по камере. — Какова была ваша миссия, уважаемый Воин Второй Ступени?!

— Всего лишь? — удивился я.

— Никак не пройду третью отборочную квалификацию, — горестно поморщился Риг. — Этот чёртов Луп меня всё время сыпет! Сволочь! Ненавижу!

— Не смей так говорить о Великом Господине! — вспыхнула Милли. — Мой брат, — это святое!

— О, простите, Великая Госпожа!

— Так, друзья мои. Давайте все успокоимся и вдумчиво обсудим сложившуюся ситуацию, — воскликнул я. — Во-первых, всё-таки нам не мешало бы опохмелиться. Кто «за»?

Все присутствующие, кроме Госпожи Милли, с готовностью и быстро подняли руки.

— Ну, что же, — большинство.

— И что дальше? — усмехнулась Милли и села на нары рядом с пузатым типом, который крайне осторожно и с большой опаской отодвинулся от неё, насколько это можно было себе позволить в столь стеснённых и крайне ограниченных условиях, пространствах и обстоятельствах.