Александр Арбеков - Девушка, которая, якобы, не умела любить

— Живи, как живёшь… — устало произнёс Некто. — Читай лекции на своей кафедре. Экспериментируй в лаборатории. Пей водку или пиво до глубокой бесконечности. Трахай юных аспиранток, а ещё лучше, более юных студенток. Это намного лучше! Нежные, но упругие тела многого стоят! Да, и о лобстерах не забудь! А об омарах, — тем более! Ну, о креветках и кальмарах я уж и не говорю и не упоминаю! А, кроме этого, не смею я намекать тебе на устриц под лимоном, о тучных и слегка солёных лангустах, о бесконечном океане, о страстном закате, и о не менее страстной Анастасии! И о Марии… И о Стелле, и о Рите! Однако, какие великолепные, гневно и решительно испепеляющие всё на своём пути, женщины!!! Ах, Милли!? О, Милли!!! Это нечто!

— Заткнись, гад! Дьявол! Чёрт!

— Заткнусь-то я, конечно, заткнусь, но что это изменит и переменит? Ты погряз в грехах, и недолго осталось терпеть тебя этому и тысячам Других Миров! Что ты ожидаешь от жизни в сии минуты роковые!?

— Ничего…

— То-то и оно! Ничего обрекает нас на ничто и забвение!

— Понимаю, что ожидать мне ничего не стоит, — вздохнул я. — Судьбу свою мы определяем сами. О, как подчас бездарно и глупо распоряжаемся мы теми возможностями и способностями, которые имеем.

— Да, так оно и есть… Наконец-то на твоих ладонях случайно задремала девочка по имени «Истина».

— Как трогательно!

— А то!

— Ладно, вернёмся к основной теме дня.

— Какова она!?

— Куда делись Сгустки?

— А хрен их знает…

— Как?! — изумился я.

— А вот так! — раздражённо произнёс Некто. — Ничего не понимаю! Были Сгустки, — и вот их нет!

— Значит, ты всё-таки не Бог!

— Да, увы… Я тебя обманул. Тешил своё и твоё самолюбие. Обольщался. Пытался быть означенным печатью Творца и стать оным. Более не буду предпринимать никаких попыток, дабы не испортить то, что пока не испоганил. Всё в пустую. Извини…

— Именно истинный Бог тебя, возможно, простит и извинит, и улыбнётся иронично, может быть, даже засмеётся, — нахмурился я. — А, вообще, чем ближе мы к Небу, тем всё ближе и ближе приближаемся к нему, к Творцу, имён которому не счесть!

— Да, возможно… Банально, но совершенно верно. Ну, про небо. Но, смею возразить!

— Что?!

— Это у Дьявола имён не счесть. А у Бога есть только одно имя.

— И каково оно?

— Бог.

— Ну, и что же далее?

— А далее будет небытие!

— Сгинь, придурок! Какое может быть небытие!? — возмутился я. — Жизнь только начинается! Всё будет хорошо!

— Сгинул! — в моей голове вдруг воцарилась благостная тишина.

— «Александр!», — щёлкнуло в мозгу.

— «Я не Александр!».

— «Вот как?».

— «Да, так! Для тебя я — Альтер!».

— «Ну, хорошо…», — нахмурился и опечалился Серпент.

— «Боже! Как мне всё надоело!».

— «Я понимаю…».

— «Милли!», — воскликнул я без всякой надежды на ответ.

— «Ну, я всегда рядом с тобой, дорогой», — усмехнулась печально Милли. — «И всегда буду той единственной женщиной, которая тебя, как ни странно, пока любит и терпит!».

— «А за что ты меня любишь и терпишь?».

— «За всё… За твои невыносимо голубые глаза. За их прищур. За ямочки на щеках. За твой тонкий и такой оригинальный и редкий в наше время, ум. И ещё люблю тебя за то, что у тебя превосходное чувство юмора. Юмора, как и ума, так мало в наше время в мужчинах. Юмор и ум — удел избранных. Увы, но это так, и никак иначе».

— «А я люблю тебя за то, как ты умеешь нежно и трепетно брать мой член в рот и ласкать его до бесконечности, и за то, как я жажду и мечтаю мастерски делать подобное действо в отношении твоего заветного места между чудесных и самых стройных в мире ножек. О, моя любимая и самая сладкая в мире женщина! Я люблю тебя за всё, моя радость! Ты идеальна и неповторима! Ты уникальна и несравненна ни с кем и ни с чем во всех четырёх Мирах!».

— «Боже мой!».

— «Да, согласен! К нему воззовём! Если не к нему, то к кому?!».

— «Прощайте Величайший Господин!».

— «Что?! Нет!!! Не уходи!!!».

— «Увы, увы, мне пора…».

— «Милли!!!».

— «До встречи, мой милый!».

— «Нет!!!».

Я проснулся весь в поту и в диком и непереносимом отчаянии. Сердце бухало в груди. Руки тряслись. Всё тело дрожало. Вот это сон! Но он вроде бы являлся полной реальностью секунду назад!?

И был день первый! Самый первый! О, как же я не люблю и не терплю эти первые дни! Ну, я о проклятых понедельниках! Ужас! Тоска! Гадость! Обречённость и полное отчаяние царят в моей душе. Сегодня, ко всему, ещё и тринадцатое число! Невероятно! Быть такого не может! Понедельник! Тринадцатое!

Всё! Никуда не иду, не перемещаюсь, не лечу, не хожу и даже не еду, не плыву и не ползу! Лежу на любимом диване, просто пью пиво и тупо, и до полного остервенения, смотрю телевизор с его бесконечно глупыми и убогими программами. Ничего более! Ни, ни!

Ах, да! У меня скопилось немало газет. Всё! Читаю их запоем, с огромным и невыносимым удовольствием, самозабвенно, и до страстного, глубокого и сладостного изнеможения! До тёмного и качественного сна! Тупо и крайне усердно!

Рядом со мною вдруг возник Серпент. Одет он был в длинный, чёрный и кожаный плащ на меху, на голове его покоилась такая же шляпа. В руках Великий Господин держал бутылку, очевидно, дорогого коньяка, и внимательно разглядывал её.

— Проблема остаётся у нас, Величайший Господин. Миры ждут Вашего решения… — задумчиво сказал Серпент.

— Чёрт с ними…

— Ну, не следует быть таким категоричным и строгим. Миры, всё-таки, существуют, и если они вдруг исчезнут, то это скорбное происшествие аукнется непонятно где и как. У меня есть предположение, что, возможно, исчезнет и Ваш Сгусток.

— Категоричность и строгость, — признак воли!

— Не всегда.

— Может быть…

— А коньяк-то неплох, — Серпент выжидающе вертел бутылку в руках. — Выдержан. Армянский. Не люблю и не терплю армян, но перед их натуральным, многолетним и настоящим коньяками преклоняюсь и почти трепещу.

— Почти трепетать невозможно. Трепет предполагает полный и окончательный всплеск чувств и эмоций, и не менее того. Что такое почти? Почти, — это то же, что ничто и никак, — усмехнулся я. — А насчёт армян…

— Ну, и?!

— А кто же их любит? — устало произнёс я, встал и потянулся. — А, вообще-то, именно я их люблю! Хорошие мужики. Предприимчивые, лукавые, с нехилым чувством юмора. Импульсивные. Даже слишком, с перебором. Но, по сути своей, гостеприимные, добрые и даже несколько наивные. В, общем-то, довольно неплохие ребята.

— Вот как? — удивился Серпент. — Ну, о Вашей нелюбви к армянам, вообще-то, ходят легенды!

— Хороший, добрый и вполне достойный народ! — возмутился я. — Трудолюбивый! — Что за глупые легенды!? Кстати, вторая жена у меня была полу армянка и полу еврейка!