Генри Олди - Пленник железной горы

– Собирай пожитки, – велел я Нюргуну. – Пора и честь знать.

Он кивнул.

– До́ма нас, небось, заждались, а?

Ранний отъезд Уота с Эсехом меня, скажу честно, обрадовал. Не больно-то и хотелось видеться с ними после вчерашнего. И вот, значит, открываем мы дверь конюшни, глядим: конь…

Конь!

Ну да, в конюшне и должны быть кони. Кто ж еще? Серый, знаете ли, конёк, со стальным отливом. Перекованный. Знакомый-презнакомый. Рядом в стойле – еще один, гнедой, только мне его разглядеть не дали. Из Кузни раздался такой отчаянный визг, что я аж подпрыгнул.

– Айакка-дьойокко [60]!!!

Сперва я решил, что кузнец вороного недоковал. А потом узнал голос и похолодел.

– Жди здесь!

Оставив Нюргуна в конюшне, я со всех ног бросился в Кузню. Несусь-спешу, а мне в уши: «Аай-аайбын! Ыый-ыыйбын!» Бегу, по трясучим полам грохочу: «Ыый-ыыйбын! Аай-аайбын!» Спотыкаюсь, опоздать боюсь. Очень боюсь!

Ну, ворвался.

Горн полыхает. Наковальня блестит. Подмастерья с клещами наготове. Мастер Кытай молотом поигрывает, примеривается. А на наковальне…

– Стой, придурок! С ума сошел?!!

Да, это я. Да, кузнецу. А он совсем не обиделся:

– Я? В уме я, в ясном.

– Не видишь, кто это?!

– Вижу, не слепой.

– Айакка-дьойокко!

Груда боевого железа. Доспех, шлем, меч. Щит, копье. Колотушка. Лук, стрелы. Шесть ножей. А из-под завала глазищи слезой блестят. Жаворонок! Боотурша, да расширится ее пустая головёнка!

– Ы-ы-ый! Юрюнчик, спаси!

Молот взлетает к потолку. Я прыгаю вперед. Молот повисает в воздухе. Ловко кузнец его поймал! Мастер Кытай ухмыляется. Шире, шире, еще шире…

– Шутка! – говорит он.

И, глядя на мое лицо, повторяет без особой уверенности:

– Шутка. Веселая шутка. Что же я, Сарынову дочку обижу?

Молот возвращается на стойку. Подмастерья прячутся в тенях. Жаворонок плачет, скулит, всхлипывает. Не знаю, как кузнец, а я готов ее убить. Тут столько оружия, а я бы придушил ее голыми руками!

Разбрасываю завал. Осторожно, чтобы не поранить. Щит с грохотом летит на пол. Копье. Меч. Ножи. Сгребаю девчонку с наковальни, беру на руки. Даже в доспехе Жаворонок совсем легонькая. Это вам не Нюргун! Такую пигалицу я хоть на край Осьмикрайней унесу, хоть за край…

– Перековал! – хохочет мастер Кытай. – Забирай!

Лязгнув, падает шлем. Я иду к выходу. По дороге от Жаворонка отваливаются куски железной скорлупы. Дочь дяди Сарына шмыгает носом, жмется ко мне. Моей шее горячо. Горячо и мокро.

– Люблю, – бурчу я. – Не люблю. Убью, не помилую.

Я похож на Нюргуна. Я похож на Нюргуна.

Я очень похож на Нюргуна.

– Сама идти можешь?

– Не-е-ет…

– Я ей говорил, – бубнят мне в спину.

Это Зайчик, Зайчик-боотур. Откуда он взялся, я даже думать не хочу. Я не хочу, а он бубнит, объясняет, оправдывается:

– Говорил я! А она – в Кузню, в Кузню! Я же дома не усидел, к вам прискакал… Папа обрадовался. Он знаешь как обрадовался! Велел ее к маме отвезти. Я же боотур, со мной не страшно! А она – в Кузню! На перековку! Мы, мол, близнецы, оба боотуры… Это она из-за тебя! Это ты виноват, понял! Ты! Ты!!!

Оказывается, я еще и виноват. А что? Обычное дело.

– Где они сейчас? Где эти идиоты?!

Давно я не получал такого удовольствия. Все пытки бесконечной сказкой – я бы вытерпел в десять раз больше мучений ради одного этого. Я ведь, считай, раскрыл дяде Сарыну глаза на его бойкое, смышленое, на его предприимчивое потомство. Он-то, слепой отец, был свято уверен, что Зайчик с Жаворонком послушны родительской воле! Где ребятишки провели все это время? «Как где? – возмутился бы дядя Сарын еще сегодня утром. – Дома, в безопасности! Под бдительным присмотром Сабии-хотун! Я вернусь, а они на порог: «Здравствуй, папочка!..» А тут бац, алатан-улатан, и отлетели, оторвались девять журавлиных голов!

Раскрыть глаза Сарын-тойону – вы вообще понимаете, что это за радость?

– Рядышком. В лесу ждут.

– В лесу?!

– Я обещал им крикнуть, когда будет можно.

– Что можно? Чего они там ждут?

– Боятся.

– Кого?

– Тебя, дядя Сарын. Зайчик сказал: ты их убьешь, не помилуешь.

Он встал, дергая лицом, и я понял, что Зайчик был прав.

Здесь и далее: якутский героический эпос «Нюргун Боотур Стремительный». Воссоздал на основе народных сказаний Платон Ойунский. Перевёл на русский язык Владимир Державин.

Уот – огонь.

Боотур – богатырь. В другом значении – специально обученный воин-профессионал, дружинник.

Победный выкрик. Аналог «ура!» в военной обстановке.

Алас – луг или поле, окруженные лесистыми горами; долина, окруженная лесом.

Бёгё – силач. В другом значении – воин-профессионал, происходящий из воинского рода.

Улус – люди, народ, племя. В данном случае – поселок, стойбище.

Ровдуга – хорошо выделанная оленья или лосиная шкура.

Игра, прыжки на одной ноге вдоль двенадцати меток.

Хомус – губной музыкальный инструмент, род варгана.

Дьылга-хан, он же Дьылга-тойон – досл. Судьба-Владыка. Один из трех божеств судьбы.

Часть шкуры с жестким волосом, снятая с нижней части ноги оленя.

Общее название меча – батыя. С виду похож на тяжелый, расширяющийся на конце нож. Рукоять трубчатая, позволяет вставлять древко, увеличивая длину оружия. Короткий меч – хотокон, средний – батыга, длинный – батас. При необходимости используется в домашнем хозяйстве: забой скота, рубка дров и т. д.

Болотное растение. Из корней сусака делали муку и пекли хлеб.

Черемуха.

Куо – Красавица. Куо-Куо – Дважды Красавица, Раскрасавица.

Болот – палаш без гарды. Напоминает шашку.

Кюн – солнце. В данном случае – зерцало, нагрудник, деталь доспеха.

Чарапчы – железные очки для защиты лица.

Тобук – колено. Как брань, адекватно русскому «задница» или даже грубее. В переносном смысле – «облом».

«О, какая радость!» Возглас благопожелания, выражения радости по какому-либо случаю.

Нюргун – Самый Лучший.

Вульгарное выражение, нервный вскрик при неожиданном испуге. В сказаниях приписывается адьяраям; приличные боотуры так не говорят.

Без седла и стремян.

Ахтар Айысыт (Налыгыр Айысыт, Нэлбэй Айысыт) – богиня чадородия, помощница рожениц. Объединяет три души новорожденного в единое целое.

Уот Усутаакы – Огненный Изверг, Извергатель Огня.