Антон Демченко - Юнец Торгового Флота

Внимательные оценивающие взгляды, короткое представление присутствующих, среди которых действительно не оказалось ни одного курсанта младше третьего курса… и тишина.

— Что ж, всем известно для чего мы сегодня собрались. — Наконец заговорил Гревский, дождавшись, пока участники собрания устроятся за столом. — Но прежде чем мы перейдём к основным вопросам собрания, предлагаю рассмотреть заявление нашего гостя, изъявившего желание присоединиться к Веди — клубу. Поручителями господина Завидича являются первокурсник Михаил Горский и мастер церемоний большого зала, Иван Фёдорович Горский.

— Испытание? — Стоя чуть в стороне от стола, я не заметил, кто именно это спросил.

— Второе. — Ответил Гревский и перевёл взгляд на меня. — Кирилл Миронович, у вас были сутки на то, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию. Я не буду долго говорить и расспрашивать вас, поскольку слова, по крайней мере, одного из ваших поручителей, нам вполне достаточно. Поэтому, я просто повторю: удивите нас.

Удивить, это можно. Вчера я довольно долго перебирал варианты, но в конце концов остановился на самом простом.

Я подмигнул серьёзно насупившемуся Михаилу, сидящему за столом и, сделав пару шагов, выложил на наборную столешницу свой значок пилота.

— Это… ваше? — После нескольких минут молчания, во время которого значок пилота внимательно рассмотрели все присутствующие. Я кивнул.

— Могу я узнать, за какие заслуги вы его получили? — Осведомился сосед Гревского, кряжистый молодой человек, лет двадцати на вид.

— Самостоятельная посадка шлюпа на площадку Высокой Фиоренцы, с отключенным приводом. — Честно ответил я.

— Однако. А кто вам его вручил?

— Бонифацио Руджиери, капитан порта третьего сектора Высокой Фиоренцы.

— Неистовый Бонифатий? — Переспросил меня всё тот же «допрашивающий», переглянувшись с Гревским. — Бывший капитан первого ранга, командир линкора «Слава»?

— Честно говоря, первый раз слышу это прозвище, но человек, вручивший мне этот значок, действительно, некогда состоял на русской службе в чине капитана первого ранга. К сожалению, я так же не знаю, каким кораблём он командовал. — Ответил я.

— Кхм… Кирилл… Миронович. Вы же понимаете, что мы обязательно проверим… легальность получения этого знака? — Я кивнул в ответ, и Гревский обратился к своему соседу. — Роман, клубный телеграф находится в техническом зале второго этажа. Прошу вас, запишите номер знака нашего гостя и запросите сведения о нём из реестра пилотов Китежского порта.

На установление «легальности» ушло чуть больше получаса, а вот на то, чтобы принять меня в клуб, не было потрачено и пяти минут. Никаких церемоний, никаких ритуалов. Пожали руку, внесли имя в клубную книгу и готово. Класс. Жаль только, полгривны пришлось отдать за перстень. Хорошо ещё, что Мишка заранее предупредил о его стоимости…

День встречи с директором начинается с того же, что и предыдущие. Тренировка у мастера Фенга и очередной экзамен, результаты которого нам сообщат только после обеда. Михаил недоволен, ворчит и ёрзает, даже в кофейне, где мы устроились, чтобы перекусить. Я еле успел поймать падающее со стола блюдце, которое младший Горский неловко смахнул, оборачиваясь на звук открывающейся двери.

— Прекращай вибрировать, Миш.

— Как? — Удивился он.

— Не суетись, говорю. — Пояснил я. — Сдали мы этот экзамен, не сомневайся!

— Да какой экзамен! У меня тут друга отчислять собираются… — Фыркнул Мишка.

— Да ладно! — Я сделал большие глаза. — Не сгущай краски, Миш. Ну не получится переиграть с этим временным переводом, и чёрт бы с ним. Будем учиться вместе в Китеже. Да, придётся перестраивать мои планы, но это же не смертельно… А значит, переживём!

Мишка вздохнул. А я…

У меня никогда не было друзей. Ни там , ни тут. В Меллинге я учился в школе Фабрички с детьми старших работников и конторских верфи… и дружить с ними мне было «не по чину». Они меня просто не принимали в свою компанию. Ну а дети рабочих с которыми мы работали на самой верфи, недолюбливали меня… по сути, по той же самой причине. «Выскочка»… «барчонок», как меня только не называли, и всё из‑за того, что отец, выбившийся в мастера своим умом, отдал меня в школу Фабрички.

А там, ну какие могут быть друзья, когда находишься на домашнем обучении без права покидать загородное имение рода, а трое родственников, единственные более или менее подходящие по возрасту в друзья, рассматривают тебя исключительно как грушу для битья?

Были, конечно, выезды в другие владения Громовых, но сдружиться с живущими там детьми, я просто не успевал. Вот так и вышло, что ни в одной жизни у меня не было человека, которого я мог бы назвать другом. Так что, фраза Михаила изрядно выбила из колеи, хотя я и постарался не показать этого.

— Кирилл, о чём задумался? — Окликнул меня Горский.

— Да так… о разном. — Ответил я и, покосившись на часы, заметил. — Ну что, пора на встречу с директором, а?

— Точно. — Мишка проследил за моим взглядом и поднимается из‑за стола.

Оставив деньги на столике, мы вышли из кофейни и, дождавшись трамвая, отправились в училище.

А в приёмной уже людно. «Китежцев» не видно, но их куратор здесь, о чём‑то разговаривает с секретарём и время от времени косится на спокойно читающего в уголке Гревского.

Поздоровавшись с присутствующими, я устроился на стуле у стены, а Мишка, повздыхав и хлопнув меня по плечу, исчез из приёмной. Ну и правильно, нечего толпу создавать. Приёмная невелика, и пять человек в ней с лёгкостью создают ощущение тесноты и скученности.

Секретарь выудил из жилетного кармана часы и, чему‑то кивнув, скрылся за дверью директорского кабинета, но уже через минуты вновь оказался в приёмной.

— Господа, директор ждёт. — Кивнув на дверь, сообщил он.

Переглянувшись с куратором «китежцев», позволяю ему пройти вперёд, а сам выглянул в коридор, по которому наворачивает круги мой… друг?

— Мишка, пора.

Горский кивает и полминуты спустя мы входим в кабинет директора. Успеваю заметить краем глаза, как секретарь пытается преградить путь Гревскому, но тот проскальзывает следом за Михаилом, а я, оказавшись замыкающим, закрываю дверь кабинета прямо перед носом секретаря. Щелчок замка. Не войдёшь.

— Добрый день, господа. Присаживайтесь. — Директор взглянул на Гревского. — Нил Нилович, чем обязан?

— Студенческий совет и мой клуб были поставлены в известность о недавнем происшествии и сочли необходимым присутствие своего представителя при определении наказания провинившимся. — Велеречиво ответил тот. Директор выслушал объяснение и, пробежавшись взглядом по присутствующим, кивнул, заметив одинаковые перстни на пальцах Михаила и Гревского.